На другой день, с рассветом, все отправились в путь, кроме людей, необходимых для караула, – и охота началась.
Как и предвидел дон Эстеван, она не была бесплодна. Настреляли много дичи, хотя и не особенно «изысканной» – дело дошло до волков и шакалов, но теперь не приходилось быть уж очень разборчивыми.
Почти около полудня шедшие во главе дон Эстеван, оба Тресиллиана, инженер и гамбусино услыхали вдруг необычный шум в чаще и увидели убегавшего со всех ног великолепного барана.
Что за неожиданная находка! Это, несомненно, был последний представитель того стада, которое Педро Висенте и Генри Тресиллиан встретили в самом начале осады, служившего изо дня в день таким большим подспорьем для осажденных.
Во всяком случае, то был молодой, могучий и стройный самец с плотными мускулами, с длинными загнутыми рогами, и он не мог ускользнуть от охотников, так как бежал по прямой линии к краю возвышенности, со стороны, противоположной индейскому стану, то есть к пустыне.
А раз он очутился там, то справиться с ним можно было легко, перерезав ему дорогу.
Возбужденные страстным желанием овладеть этой добычей, охотники не в состоянии были больше ждать. Пять-шесть выстрелов грянули, не попав, однако, в животное, которое, добежав до края пропасти, разом остановилось, оперлось на сильные и тонкие ноги и заглянуло вниз.
Вдруг, поджав передние ноги, с быстротою молнии оно ринулось вперед и исчезло на глазах изумленных охотников.
Что за прыжок!
Обезумевшее животное бросилось, очевидно, бессознательно в пропасть и теперь, должно быть, лежало под скалой уже мертвым, раздавленным, разбитым, со сломанными костями.
С особенным чувством, смешанным с разочарованием и любопытством, охотники приближались к краю возвышенности.
Впереди всех бежал гамбусино.
В этом событии он усматривал нечто достойное размышления. Остановка животного у самого края пропасти заставила его сильно призадуматься. Прежде чем броситься вперед, оно колебалось и действовало, конечно, обдуманно. Под влиянием страха обезумевшее животное может броситься в пропасть, но не останавливаясь и не всматриваясь сначала, куда оно бросается. Тут же случилось наоборот: оно остановилось, несмотря на пули, свистевшие вокруг, и прыгнуло, рассчитав высоту и расстояние прыжка.
Придя к краю возвышенности, гамбусино растянулся во весь рост и стал смотреть вниз. Появлявшиеся один за другим охотники следовали его примеру. На скалах, составлявших склон Затерявшейся горы, не было, по крайней мере, видно следов крови на камнях.
Вдруг, бросив взгляд на равнину, Педро не удержался от крика и, вскочив, протянул руки вперед по направлению к горизонту.
Все посмотрели вслед за его движением и увидели вдали дикого барана, бежавшего с быстротой пущенной из индейского лука стрелы.
Что все это значило?
Разве мыслимо, чтобы животное после страшного падения с высоты пятисот футов убегало таким образом?
Что касается гамбусино, то лицо его озарилось улыбкой. В уме его, искавшем средства к освобождению, зарождался какой-то план.
Но решив, что новое разочарование может повлечь за собою непоправимые последствия, он выждал, пока удалились его изумленные товарищи, притворился даже идущим за ними; когда же нашел возможным незаметно вернуться обратно, Педро приблизился к краю, очень внимательно осмотрел склон Затерявшейся горы, измерил хребет скалы по всей высоте и длине; еще раз, свесив голову, лег ничком, изучая малейшие неровности; затем, после этого внимательного и продолжительного осмотра, он направился к бивуаку с радостью во взоре, проговорив:
– Ну, мы, может быть, еще и не совсем погибли!
Когда он вернулся на бивуак, уже наступила ночь, и, приближаясь к палатке дона Эстевана, он был крайне удивлен долетавшими оттуда взрывами довольно оживленного спора.
Гамбусино вошел и, по обыкновению, был приглашен принять участие в совещании.
В эту минуту говорил Генри Трессилиан, доказывая, что неподвижное пребывание на возвышенности – хуже смерти, особенно если перед глазами такой пример, как смерть двух товарищей, которые, прежде чем уступить силе, уложили пятнадцать человек.
Приход Педро Висенте если и не охладил спора, то все-таки вызвал некоторое смущение. Каждый из них знал, что он решительный враг подобных попыток.
Поставив на угол палатки свой карабин и заняв свое обычное место, он почтительно выслушал переданное доном Эстеваном краткое содержание только что происходившего разговора, затем, на приглашение высказать свое мнение, проговорил:
