Часть их стала спускаться к реке, с целью переправиться на другой берег и зайти в тыл революционерам.

По ним был сосредоточен теперь пулеметный огонь. Кузьма наблюдал в бинокль за движением противника.

Он ясно различал белые кителя русских офицеров, а между ними высокого стройного узбека.

— Это был Алим-бай.

Вдруг среди начальников басмачей произошел какой-то переполох. Двое офицеров свалились и недвижно лежали на земле, другие бросились к стоявшим за камнями коням.

— Что это такое! — возбужденно воскликнул Кузьма.

Вдруг он сорвал фуражку с своей головы и высоко поднят ее в воздух.

— Магомедов, милый ты мой! — громко закричал комиссар. — Аслан, смотрите, Аслан, а с ним и Юнуска, смотрите, товарищи! — разнеслось по цепи.

— Как ловко они лупят их, окаянных, — слышались восклицания со всех сторон.

Теперь даже простым глазом можно было различить, как не больше, чем полсотни, человек расправлялись с бандитами.

Юнуска, то стреляя из револьвера, то бросаясь с обнаженной шашкой, метался из стороны в сторону. Он, по-видимому, кого-то искал. Вдруг он остановился, прицелился и выстрелил.

Кузьма отчетливо видел, как грохнулась оземь высокая фигура Алим-бая.

Революционеры начали наступление, попросту скатываясь по крутому откосу к ревущей внизу реке.

Громкое победоносное «ура» несмолкаемо держалось в воздухе. Кто-то развернул красное знамя, грозно реявшее над горсточкой атакующих.

— Вяжи их! Живьем забирай. — кричал Магомедов своим товарищам.

А те, видя подходивших на помощь людей из отряда Кузьмы, разили бегущих басмачей.

Сдавшихся и просивших пощады скручивали арканами и сгоняли в общую кучу.

Вот и товарищ Кузьма.

Он крепко жмет руку Магомедову.

— Молодец ты, товарищ Аслан, право, молодец, — говорит он.

В это время прогремело несколько выстрелов.

Это белые офицеры, скрывшиеся в камнях, снова открыли огонь.

— За мной! — крикнул Юнуска стоявшим вблизи товарищам и, зарядив винтовку, направился прямо к месту засады.

Несколько из его бойцов стали обходить кругом то место, откуда продолжали греметь выстрелы.

Вдруг из-за большого камня показались четыре белых кителя.

— Не стреляйте, сдаемся! — послышался оттуда громкий густой голос.

Юнуска вздрогнул: в подвигавшейся к нему высокой толстой фигуре он узнал своего обидчика.

Сильно забилось сердце в груди бывшего арбакеша.

Он было поднял свою винтовку, чтобы всадить пулю в ненавистного человека, но вдруг что-то блеснуло перед его глазами, сильно толкнув в голову, и ему показалось, что он понесся куда-то далеко, далеко…

Басмачи бежали.

Алим-бай был убит. Юнускина пуля уложила на месте бандита. Толстый офицер с большими рыжими усами, с хмурым лицом, сидел среди пленных, со скрученными за спину руками.

— Ты зачем в него стрелял после сдачи? — строго спросил пленника товарищ Кузьма.

— Я не виноват, — отвечал тот, — это он первый поднял винтовку, я только оборонялся.

— В расход этого негодяя! — крикнул подбежавший Магомедов.

Пленника окружило несколько человек.

Он отбивался ногами, рычал, как зверь, стараясь вырваться из сильных рук своих победителей.

Наконец, обессилев в неравной борьбе, он покорился…

Его потащили к высокому, тенистому Карагачу.

Недалеко от места схватки, раскинув свои загорелые руки, недвижно лежал Юнуска.

Его небольшая черная бородка торчала вверх над оголенной волосатой грудью.

Посредине лба виднелась маленькая красная точка, из которой тонкой струею сочилась кровь.

Глаза убитого были открыты, и его потухший взгляд недвижно был устремлен в бесконечную небесную высь.

«Всех их, как баранов!» как будто было написано в этом угасшем взоре страшной рукою смерти.