— Любезный сэр, девушка найдена, поймана и отослана в константинопольский притон для моряков и носильщиков третьего разряда.

— Очень хорошо! — улыбнулся американский консул: — вы помните, мой дорогой, что я говорил вам о хорошем комплекте для порта Ковейта?

Этот порт Ковейт, вопреки всякой географии, давно уже сидел у румынского князя в том месте, за которое обычно подвешивают человеческую одежду и ее носителей, когда они вытягивают лотерейный билет на виселицу.

— Помню, — кисло отозвался Гонореску, — полный комплект у нас уже подобран. Ни одной непривлекательной… Самая большая нога размер номер тридцать шесть. Все едят простоквашу, ваниль, сухие желтки, жареную свинину и рахат-лукум. Ванна, массаж, маникюр, педикюр, катанье, валянье, то есть я разумею прогулки и отдых на диванах…

— А курс политграмоты? Провели вы его так, как я вам указывал?

Князь Гонореску поперхнулся.

— Милейший сэр, я… я не совсем понимаю. Мои предки, сэр, перевернулись бы в гробу. Я прошу вас, сэр, преподать ваши указания непосредственно Апопокасу.

Эта достойная речь произнесена твердым голосом. Румынский князь тоже имеет меру своего веса, как и всякая земная материя. Он нажал звонок. Дверь отворилась. Толстый, жирный, помятый Апопокас, дожевывая рахат-лукум, ваниль, жареную свинину, предназначенные для ковейтского комплекта, медленно появился в дверях, подтягивая на животе капуцинский ремешок.

— Я надеюсь, Апопокас, ваши девушки милы, ласковы и хороши собой, — внушительно произнес американский консул, — их надо кормить сладостями, чтобы они стали еще милей, ласковей и симпатичней. Это одно из самых важных начинаний международной политики.

Апопокас шмыгнул носом.

— Вы понимаете, добрейший, что международная политика интересуется узловыми пунктами. Ковейт есть такой узловой пункт. Много интересных политиков сидит сейчас в Ковейте, выполняя задание своих правительств. Но, дорогой мой, великие политики не везут своих жен в порт Ковейт, и особенно в такое переходное время. Вы понимаете поэтому, что гнездо симпатичных, в высшей степени привлекательных женщин, помещенное под международным фонарем среди розовых садов порта Ковейта, снабженное кофейней, биллиардной, восточными киосками, опахалами, кальянами, нардами, халатами, зеленым порошком[1] для любителей и содержимое титулованным липом, — такое гнездо может стать любимым местом отдыха для политических людей. Следует, Апопокас, отнестись к этому весьма серьезно. Следует взвесить эту серьезность на то золото, которым ваш господин будет аккредитован в Багдаде, Ковейте и Керманшахе.

— Я понимаю вас, сэр! — от всей души пробормотал Апопокас.

— И вот, милейший мой, вы подготовите симпатичных девиц к политическому восприятию. Вы дадите им ориентацию. Вы научите их разбирать, что такое русский большевик, английский империалист, немецкий филистер, австрийский болтун и американский гуманист. Вы научите их стенографии. Они должны уметь разговаривать, выслушивать и записывать.

— Но я сам этого не умею, — мрачно ответил Апопокас.

— Поищите им учителя! — мягко возразил консул: — что-нибудь из духовного звания или русской эмиграции. Итак, князь…

Два-три кивка благородной улыбающейся американской головы — и князь Гонореску остался наедине со своим слугой.

— Иди-ка сюда, собачий сын, моисеева заповедь! — произнес румынский вельможа многозначительным тоном: — иди, иди! Да не задом, а передом. Ага! Так я и знал. Ваниль, рахат-лукум, свинина! Ну, если ты мне еще раз пропитаешь девушек одними сухими желтками и простоквашей, я понаделаю из тебя таких бифштексов, что даже сам Врибезриску не отличит твоего мяса от…

Князь хотел добавить «от бычачьего», но, вспомнив, что ни один отель в Вене, в том числе и их собственный, уже не знает, чем пахнет и где возрастает бычачье мясо, добавил угрюмым голосом:

— От кошачьего.

Апопокас мрачно переступил с ноги на ногу.

— А теперь, — пробормотал князь, меняя дворянскую интонацию на чисто деловую: — собери весь девичник и готовься к дороге. Мы завтра же едем в порт Ковейт через Джерубулу и Багдад. Величественное путешествие! Достопримечательные остановки! Ты слышал, гм, что было сказано о городах Керманшахе, Багдаде и Ковейте? Для дворянина, Апопокас, нет более достойного города, чем тот, где он аккредитован!

Не прошло и часа с той минуты, как Миннина туфля очутилась в руках у Сорроу, а дворникова метла в его тылу, как по той же грязной, кривой, подозрительной Шгумгассе проехал мороженщик на собаке. По-видимому, профессия мороженщика была выбрана им исключительно для отвода глаз, а