тигры, как мячики, ударялись о железные прутья, отскакивали и наскакивали снова. Медведь, блестя злыми глазами, как руками, тряс препятствие лапами, носорог упорно и настойчиво долбил рогом фундамент. Люди, бившиеся о решетку с другой стороны, еще больше разъярили зверей, и те усилили свои старания разрушить преграду.

Фашистов объял ужас. Какой-то липкий, холодный страх пронизывал их, парализовал их голосовые связки, сковывал движения. Они перестали кричать, перестали рваться и биться. Они опустились на землю, закрывая глаза руками, поднимая руки с мольбой о пощаде, бросая оружие. Кто-то не потерявший окончательно рассудка, догадался привязать к своему штыку платок и поднять его над головой. Его примеру последовали другие и через несколько минут рабочие там, на окраине города, прекратили огонь.

С винтовками наготове, мерными, спокойными шагами, шли рабочие сотни к сдающимся, обессиленным и испуганным врагам.

Дикки, Бинги, Виктор и Женя, вооруженные револьверами, двигались в первом ряду и с удивлением прислушивались к звериному концерту, несшемуся ям навстречу.

— Это талантливо, — сказал наконец Дикки.

— Вам будет о чем писать в ваши газеты.

— О, я никогда в жизни не имел столько тем. Более неожиданного и сильного зрелища мне не придется, вероятно, увидеть.

Но он ошибался. Ему пришлось увидеть нечто совершенно необычайное, неожиданное и яркое. Ему пришлось увидеть огромного слона, шагавшего через ползавших у его ног фашистских солдат, слона, в хоботе которого была палка с привязанным к ней красным клочком материи. Ряды рабочих на мгновение остановились, пораженные этим зрелищем, потом кто-то крикнул — «ура!», кто-то запел Интернационал, а еще через мгновение, когда слон приблизился к рядам победителей, два человека с радостными криками бросились ему навстречу.

— Сакли! — орал как бешеный Дикки.

— Фатьма! — сжимала в своих руках потерянную подругу Женя.

Они собрались все вместе в последний раз. Они собрались по двум причинам. Во-первых, потому, что завтра некоторые из них должны были вернуться к себе на родину для новой работы, а во-вторых, потому, что Женя навсегда закрепила за собой имя Джесси Ред, а маленькая жена Налинакши стала Фатьмой Сакаи.

Они собрались все вместе.

На самоваре настоял Дикки. Он обязательно должен был видеть, как действует эта машина, и с уважением следил за Женей, наливавшей воду и насыпавшей уголья.

— Мы должны завтра перед отъездом купить такую штуку, — сказал он.

Женя улыбнулась и запачканной в угле рукой погладила его по щеке.

— Вот и у тебя черная кожа, — резюмировал Бинги.

Фокс тоже интересовался самоваром, от которого он за время своих скитаний отвык. Он быстро, однако, восстановил свои утраченные познания и вспомнил, что полированная поверхность этого пыхтящего зверя может причинить большие неприятности. Сакаи сравнивал самовар с действующим вулканом, а Фатьма спрашивала, нельзя ли из него курить, как курят кальян. В общем, все нашли, что это самая интересная штука, которую они видели за время своих странствований.

Когда самовар был готов, его с торжеством водрузили на круглом столике, и все шестеро заняли места вокруг весело кипевшей машины. Долго сидели молча. Каждый из них вспоминал все происшедшее за эти долгие месяцы, и Дикки первым прервал молчание:

— Я напишу большой роман, — сказал он. — Я расскажу в этом романе о наших приключениях. Я назову его…

Названия он никак, однако, придумать не мог. Остальные ему помогали, но дело не клеилось. Решили отложить название до тех пор, пока роман не будет написан.

Потом говорили, говорили по очереди и все сразу, старались высказать, как не хочется им расставаться друг с другом на долгие месяцы, а, может быть, и годы.

— Когда негры будут свободны, мы все съедемся в моей деревне, — приглашал Бинги.

— Советская Япония встретит вас с распростертыми объятиями, — уверил Сакаи.

— В Америке, сбросившей капиталистов, вы найдете прекрасный прием, — добавил Дикки.

— Когда все одна жена, — краснея, вставила Фатьма, — я дам вам много рахат-лукума Афганистан.

Все рассмеялись, совсем смутив девушку.