время русский рок реально стал самой главной музыкой в стране – песни крутили по радио и телевидению, граждане буквально ломились на концерты. Рокеры вышли из подполья: теперь их не преследовали за тунеядство, они играли уже не в театральных залах для избранных, а на стадионах и во дворцах спорта. Я много общался на тему музыки и ее революционного потенциала со своим отцом[83], но не могу сказать, что он сильно интересовался русским роком. Всё-таки в первую очередь его привлекала Латинская Америка, и, хотя перестройку он воспринимал с энтузиазмом, происходящее в стране у него стояло на втором месте.
Русский рок долгое время был запретным плодом, который распространялся нелегальным образом. Исторически сложилось, что западная музыка была крайне популярна, начиная со второй половины шестидесятых годов. Тогда слушали буквально всё – от глубокого подполья до ансамбля "АВВА". Русский рок был менее заметен – ведь его нигде не было, а ту же "АВВА" хоть можно было купить на заводе грампластинок "Мелодия". Как-то выделить типичные черты слушателя тех лет проблематично – это был не представитель какой-то субкультуры (готы или эмо), а самый обычный советский молодой человек – лет 20- 30, нередко с высшим образованием. В плане содержания песни отвечали запросам эпохи реформ, поэтому "Скованные одной цепью" Кормильцева, "Мы ждем перемен" Цоя, "Поезд в огне" Гребенщикова стали неформальными гимнами тех надежд. Песня "Революция" от "ДДТ" лучше всего описывает ту эпоху:
"Два пальца вверх – это победа,
И это два пальца в глаза.
Мы бьемся насмерть во вторник за среду,
Но не понимаем уже четверга".
Можно долго говорить, почему на фоне таких бурных восьмидесятых рок столкнулся с кризисом. Во-первых, одни погибли (Майк Науменко, Цой, Башлачёв, Янка), другие эмигрировали (Жанна Агузарова, Влад Шумов, Владимир Кузьмин) – в свое время я помог с зарубежными турами "Браво", "Звукам Му", "Телевизору". Отчасти моя книга "Тусовка. Что случилось с советским андеграундом" именно об этом. Через десяток портретов главных лидеров русского рока я описывал те минусы, которые принесла гласность, – ведь прежде казалось, что она несет только благо. Я писал, как разложился андеграунд: люди погнались за деньгами, заграничной карьерой, либо просто потерялись, когда начались глобальные изменения.
В отличие от моей предыдущей книги "Назад в СССР", впервые рассказавшей о советском роке, интерес западного читателя был меньше – всё-таки перестройка закруглялась, и сменилась тема новостей. Мои высказывания нравятся не всем – со сцены про меня неодобрительно говорили и пели Егор Летов, "Чайф", "Крематорий", "Тараканы". Последних я, к примеру, назвал декоративными панками, ведь в Москве не было настоящих свирепых панков, как в Питере или в Сибири.
Во-вторых, людям захотелось чего-то попроще и потанцевальнее. Из-за этого и возникли "НА-НА", "Мираж", несколько составов "Ласкового мая" и прочая попса. В девяностые рок сильно изменился – приблизился к мировым стандартам и стал ироничней. Вот те же "Мумий тролль" и Земфира – это ведь качественная музыка, но она безусловно отличается от революционного рока предыдущего поколения. Это не у меня стоит спрашивать, почему за исключением Шевчука никто не смог творчески отобразить процессы – развал страны, расстрел Белого дома и чеченские войны. Усталость публики – естественная штука, ведь рок-музыка обязывает внимательно вслушиваться. Когда вокруг всё плохо, люди еще больше устают, когда их что-то дополнительно грузит.
Король желтой прессы[84]
Всё началось в 1990 году, когда бывший работник оборонного НИИ Юрий Петухов раздобыл где-то несколько вагонов бумаги. Идею их продать
