музыке.
Первый раз я услышал рок-н-ролл осенью шестьдесят четвертого – мне было восемь лет, и я жил с родителями в Чехословакии. Тем летом я отдыхал в школьном детском лагере, где сбилась дерзкая международная компания – у ребят из Франции и Италии были всякие классные пластинки, которыми они были не против поделиться. Такая драйвовая музыка мне понравилась с первого прослушивания – это было совсем не похоже на то, что я привык слушать прежде. В шестьдесят восьмом году, когда студенты бастовали в Париже и Праге, я впервые попал на живые выступления чешских групп. Тогда это еще не называлось "рок" – такую музыку знали как "бит".
Русский рок во всём пытался быть протестным. Из личного архива Никиты Курганова
Отечественный рок я услышал в семьдесят первом году, когда оказался в Москве на концерте "Оловянных солдатиков". Они первыми в СССР выпустили полноформатный магнитоальбом. Они пели западный репертуар, в основном песни "Beatles", но было и несколько своих вещей на русском языке – позднее они стали записывать песни для "Союзмульфильма" – для "Ну, погоди!", например. Наши рокеры ничего не открывали: в музыкальном отношении это было всегда вторично по сравнению с Западом. Тем не менее удавалось удачно копировать западные находки – "новую волну", "
Многие отечественные рок-группы были бы и рады выглядеть сексуально и играть так же драйвово, как американцы, но просто у них не получалось. Поэтому пошли по пути углубления в содержании вместо того, чтобы как-то интересно работать над формой. В каком-то смысле русский рок – это и вовсе продолжение традиции классической литературы и бардовской песни. Я понял это, когда впервые услышал в семьдесят втором Андрея Макаревича, затем это подтвердили стихи Бориса Гребенщикова, Виктора Цоя и Юры Шевчука. В среднем качество лирики в русском роке выше, чем на Западе – поэтов типа Боба Дилана или Джима Моррисона там ведь наперечет.
У нас рок впервые легализовался, когда при моем содействии состоялся крупный фестиваль "Тбилиси-80"[79], а "Машина времени" и "Автограф" перешли на профессиональную работу в филармонию – так они уже не казались для советского общества тунеядцами. Массовое заражение русским роком подспудно началось именно тогда: я и сам в то время музицировал. В 1981-1983 годах я попал в "Звуки Му", ведь там играли мои друзья актер Петя Мамонов и Саша Липницкий. Им нужен был соло-гитарист, но это занятие мне не понравилось – скучно было всё время играть одно и то же.
К 1983-1984 годам всё снова запретили – никаких выступлений не было, записи ходили только из рук в руки, организация концертов без участия государства приравнивалась к нетрудовым доходам, и это каралось законом. Так было по всей стране, за исключением Ленинграда и Таллина, где такая музыка не была полностью запрещена. В Эстонии так получилось из-за популярности финского телевидения – все местные жители его активно смотрели. Благодаря схожести языка и такой эксклюзивной для советских граждан возможности у эстонцев было больше всего информации с той стороны железного занавеса, поэтому власти предпочли проводить более либеральную политику в сфере культуры.
Ленинград – культурная столица, и здесь даже существовал свой рок-клуб[80], где на улице Рубинштейна с восемьдесят первого года постоянно шли концерты. Рок-клуб был создан, чтобы держать музыкантов под контролем, и цензура безусловно была. Сидел официальный литсотрудник – одна очень внимательная к деталям дама, которой и приносили тексты на одобрение, – она что-то пропускала, ну а что-то вычеркивала. Руководство клуба рассказывало мне, как отчитывалось перед кураторами из КГБ – сотрудники информацию внимательно воспринимали, но в дела не вмешивались и свою волю не навязывали. Их цель заключалась не в управлении рок-движением, а в необходимости быть в курсе всего.
Именно поэтому в Ленинграде не было практики квартирников, как в Москве, где из-за невозможности выступать публично играли акустические сеты на квартирах и дачах. Только в восемьдесят пятом году по образу и подобию аналогичной структуры создали Московскую рок-лабораторию[81], где также были гэбэшные кураторы.
Мне и самому нравилось делать концерты – больше всего привлекали панки "Автоматические удовлетворители" [82], "Кино" и Александр Башлачёв. Я был человеком публичным, поэтому концерты устраивал у себя, в гостях у известных друзей или в маленьких молодежных театрах. Просто обзванивал около тридцати знакомых и назначал место встречи. К примеру, приезжал Башлачёв ко мне погостить несколько недель – вот мы и организовали вечеринку.
Коммерческие квартирники устраивались по-другому, так как конспирировались – встречались у метро, и никто, кроме провожатого, не знал, куда идти. Я за свою работу никогда не брал деньги – все квартирники были бесплатными, а на коммерческих пришедшие скидывались пятерками-червонцами. Мне неизвестно, были ли какие-то специальные облавы на подобные тусовки – ведь в основном это были частные территории, и милиция могла нагрянуть, только если жаловались соседи. Обычно жаловались, если играла громкая музыка либо на лестничной площадке бухали. Чтобы не подставляться, посетители обычно вели себя тихо, и никакого звукоусилителя никогда не было – концерты ограничивались акустическими гитарами.
С начала перестройки рок попёр со страшной силой: "Кино", "Наутилус Помпилиус" с Урала, "ДДТ" из Уфы стали звездными командами. На какое-то
