изучал информационные технологии в РУДН, так как мне не хотелось быть единственным иностранным студентом по обмену, как в МГУ.

Нельзя сказать, что Финляндия – это унылая страна, но я не видел здесь перспектив. Это последняя страна мира, где народу нужен анархизм. Здесь в последнюю очередь случится революция – ты можешь делать зоозащитные пикеты и вегетарианские кафе, и, конечно, тебя никто не будет ждать с ножом у подъезда. Революция здесь – задача не самая простая, но обиднее всего, что если она удастся, то ни на что не повлияет. Самое сильное впечатление произвела поездка на захваченный рабочими завод под Выборгом. Предприятие захватили, поскольку сотрудники подозревали нового владельца в желании распродать имущество, которое было недавно модернизировано. Работяги с бумажного комбината почти год сами управляли производством и показывали, что капитализм – это не единственный путь развития.

Я сразу включился в поддержку участников "Новой революционной альтернативы"[41], которых обвинили во взрывах приемной ФСБ и памятника Николаю II. Участники были связаны с "Хранителями" и анархистами. Но дело НРА мне казалось очень грустным и маргинальным, ведь люди пошли на адский риск и мало чего добились, в итоге испортив свою жизнь. Впрочем, по нынешним меркам полученные сроки от 4 до 6 лет – это вовсе не сроки. Сейчас бы за те же вещи дали по 14-16 лет. Помню, носили передачку в ветхую, затхлую Бутырку, и нас караулили шпики. Всё это напомнило старые дореволюционные рассказы. Финская тюрьма, конечно, комфортней – я получил срок, когда по политическим причинам отказался служить в армии.

На рубеже веков мы организовали "Автономное действие", ставшее впоследствии крупнейшей анархической организацией России. Одним из тех, кто был в нашем окружении, оказался сотрудник спецслужб. И мне его почти жаль, он, в отличие от своих коллег, идущих по карьерной лестнице в экономических отделах и зарабатывающих всё больше, уже почти 15 лет следит за нами, хотя его лицо было известно всем. Когда один сексот вербовал людей, то просил информацию на всех иностранцев в движении, кроме меня, – считал, что я лишь укрываюсь здесь от армии.

В 2012-м меня лишили разрешения на временное пребывание в Москве с пометкой "за призывы к насильственному свержению конституционного строя". За это время изменилась только Москва – провинциальные города остались такими же, как я их помню в свой первый приезд, – всё выглядит колхозно и депрессивно, а люди в плацкарте по-прежнему хотят бухать с иностранцем. Возможно, что меня и вовсе выгнали службы, занятые мигрантами, а не те, кто ответственен за экстремистов. Тогда и вовсе выходит, что всё зря, но это совсем как-то печально.

В конце 1977 года жители Карелии наблюдали в небе похожий на медузу объект, от которого отходили светящиеся белые, желтые и багровые полосы. Явление, которое нарекли Петрозаводским дивом, дало толчок развитию советской уфологии: с тех пор сообщения о НЛО стали приходить на регулярной основе. По сообщениям "Вестника РАН" и бюллетеня "В защиту науки" Комиссии РАН по борьбе с лженаукой, в 1978-1991 годах было получено около 3 тысяч сообщений о наблюдениях необычных явлений, из которых более 90 % случаев объяснялись полетами высотных баллонов и пусками ракет. Передачи телестудии Роскосмоса подтверждали, что по воинским частям якобы разослали директиву о сборе подобных свидетельств – впрочем, ни одного сообщения о посадке летающей тарелки не было получено.

Тем не менее нашумевший Петрозаводский феномен стал активно популяризировать математик, доцент Московского авиационного института Феликс Зигель, которого называют основателем отечественной уфологии. В 1980 году при МАИ появилась студенческая группа по изучению паранормальных явлений. С началом гласности психотерапевт (в будущем депутат Думы) Анатолий Кашпировский через телемосты лечил от энуреза и проводил дистанционное обезболивание хирургических операций.

На этом фоне изучение неизвестных науке явлений уже не казалось чем-то необычным – кружок вскоре превратился в научно-