— Мне было лет семь. Вдруг я увидел Ангела с Манькой на руках и закричал: „Мамо, мамо! Маньку взяли, Маньку взяли!“ Мать проснулась: „Что ты кричишь?“ — „Да Маньку взяли!“ — „Кто взял?“ — бросилась она смотреть дитя больное. „Ангел взял. Я видел“. Мать взяла Марию, но она уже была мертва».

Иеромонах Троице-Сергиевой лавры отец Мануил, служивший при храме Петроградского подворья, сообщал:

«Однажды часов в десять вечера позвали меня напутствовать одного больного старца. Лицо его было светло и приятно, и весь он дышал благочестивым чувством преданности воле Божией. После исповеди я поспешил приобщить его, так как он был очень слаб, а соборован он был еще раньше. По принятии Святых Христовых Таин он сделал мне знак, чтобы я подошел к нему. Лицо его сияло светом радости. Когда я приклонил ухо к его устам, он тихо спросил меня, показывая вдаль: „Батюшка! Видите ли вы Ангела светлого, блистающего, как молния?“ Я сказал, что ничего не вижу. Он употребил последнее усилие, чтобы сотворить крестное знамение, и скончался» (Троицкие листки с луга духовного. Троице-Сергиева лавра, 1915).

Интересно, что последние две истории относятся к недавнему прошлому, но они полностью соответствуют тому, что сообщают и древние источники. В Палестинском патерике (сборнике рассказов о великих палестинских подвижниках), который был создан полторы тысячи лет назад, читаем:

«Святой Иоанн Молчальник возымел желание видеть, как разлучается душа от тела, и, когда просил об этом Бога, был восхищен умом во святой Вифлеем и увидел на паперти церкви умирающего странника. После кончины странника Ангелы приняли его душу и с песнопениями и благоуханием вознесли на Небо. Тогда святой Иоанн захотел наяву своими глазами увидеть, что это действительно так. Он пришел в святой Вифлеем и убедился, что в тот самый час действительно преставился этот человек. Облобызав его святые останки, он положил их в честной гроб и возвратился в свою келью».

Момент кончины человека — совершенно особенное время: душа готовится к исходу из сего временного места обитания, к тому, что скоро, очень скоро предстанет пред Богом. В свое время каждый из нас пойдет этим путем… И — о, как хочется нам, чтобы в этот тяжелый для нас час мы не остались одиноки! Чтобы с нами были не только дорогие родственники, по эту сторону жизни, но встретили нас и родственники, уже перешедшие на ту сторону. И Ангелы, которые примут нашу душу на пороге иной жизни.

Очень часто кончина праведного человека происходит в мире и спокойствии. Именно такую кончину мы просим себе в молитве, которая произносится за Божественной литургией: «Христианския кончины живота нашего, безболезненны, непостыдны, мирны и добраго ответа на Страшнем Судищи Христове просим». Дается такая кончина за праведную жизнь.

Отец Иоанн Крестьянкин рассказывает: «Умирал в полном и ясном сознании профессор Петроградской духовной академии Василий Васильевич Болотов, знаменитый ученый, человек с колоссальными знаниями и со смиренной верой в сердце. Умирал, напутствованный в вечность Исповедью и Причастием, и последние его слова на земле были восторгом души его пред открывшимся духовному взору блаженством: „Как прекрасны последние минуты… как хорошо умирать… иду ко Кресту… Христос идет… Бог идет…“»

Последние слова, произнесенные 22 июля 1992 года протопресвитером[22] Иоанном Мейендорфом: «Икона Евхаристии (Eucharist’s icon)». О чем говорил отец Иоанн? Может быть, о своей любви к Евхаристии, которая была для него центром всего — и богословия, и духовной жизни. Или о своей любимой фреске из алтаря семинарского храма, перед которой он столько молился (по просьбе отца Иоанна была написана икона в византийском стиле: Христос причащает апостолов). А может быть, он уже созерцал духовным взором Небесную Евхаристию, вечную литургию, совершающуюся непрестанно в Царстве Божием?..

А вот как отошел в вечную жизнь протопресвитер Русской армии и флота Евгений Аквилонов, профессор Санкт-Петербургской духовной академии, автор замечательных богословских трудов. Отец Евгений умирал от саркомы, ему было 49 лет. Почувствовав приближение смерти, он взял в руки зажженную свечу и начал сам себе читать «Последование на исход души от тела». Со словами: «Упокой, Господи, душу раба Твоего, протопресвитера Евгения» он отошел в вечность.

Но жалко умирают хулители веры. Что-то открывается им на грани жизни этой и той… Может быть, видят они собравшихся у постели бесов, может быть, чувствуют зловоние и жар готовых принять их адских бездн.

Вольтер всю жизнь боролся с религией, с Богом[23]. Последняя ночь его жизни была ужасной. Он умолял врача: «Заклинаю вас, помогите мне, я дам вам половину своего имущества, если вы продлите мою жизнь хотя бы на шесть месяцев, если же нет, то я пойду в ад и вы последуете туда же». Он хотел пригласить священника, но его свободомыслящие друзья не позволили этого сделать. Вольтер, умирая, кричал: «Я покинут Богом и людьми. Я пойду в ад. О, Христос! О, Иисус Христос!»

В ответ на предложение отречься от диавола Вольтер ответил: «Теперь не время наживать себе новых врагов».

Сестра милосердия, француженка, провела несколько часов у смертного одра Вольтера. Позднее ее пригласили к англичанину, который также был при смерти. Она сразу же спросила:

— А этот англичанин — христианин?

— О да! — ответили ей. — Он христианин, живет во страхе Божьем, но почему вы спрашиваете об этом?

Она ответила:

— Сударь, я служила медсестрой у смертного одра Вольтера и говорю вам, что за все богатства Европы не хочу видеть другого умирающего безбожника. Это было нечто ужасное.