руки у поясного ремня. Руки непроизвольно дернулись, когда наперерез кнесинке устремился юный сын пекаря. Плечи парнишки обвивала широкая перевязь лотка, заваленного вкусно пахнувшим печеньем и пирожками. Кнесинка взяла пирожок и что-то сказала безусому продавцу, кивнув в сторону телохранителя. Парнишка отступил, пропуская серебристую кобылицу, и протянул лоток Волкодаву. Венн взял маленькую булочку с маком и бросил продавцу грошик. Еще не хватало, угощаться задаром. Мальчик ловко, на лету, подхватил денежку и поспешил прочь, распираемый законной гордостью. Не далее как завтра вся улица сбежится покупать сдобу из печи, из которой сама кнесинка не брезговала отведать!.. Он так и не узнал, что слишком резвое движение навстречу кнесинке вполне могло стоить ему жизни.
Волкодав отщипнул кусочек булочки и дал Мышу.
В середине лета на Галирад, случалось, опускалась влажная удушливая жара, но этот день был совсем не таков. Легкий ветер гнал по небу маленькие белые облака. Летучие тени скользили по цветущим лугам, невесомо перебегали полноводную Светынь и спешили вдаль по вершинам лесов, синевших на том берегу. Такие дни сами собой западают в память и потом вспоминаются, точно благословение Богов.
– Куда ты хочешь поехать, госпожа? – спросил Волкодав, когда городские ворота и большак с вереницами груженых возов остались позади.
– К Туманной Скале! – обернувшись, ответила кнесинка. И пояснила: – Оттуда видно море, острова и весь город. Я давно там не была.
Волкодав поймал себя на том, что любуется ею. Она сидела в седле уверенно и прямо, глаза сверкают, нежные щеки разрумянились от солнца и свежего ветра, маленькие руки крепко держат поводья стремительной кобылицы… Можно представить себе, какова была ее мать-воительница. Волкодав покачал головой и сказал:
– Нет, госпожа. Больно далеко, да и место глухое. Чистый лоб кнесинки от переносья до серебряного венчика перечеркнула морщинка: телохранитель отказывался повиноваться!.. Стало быть, случается и такое. Серые глаза неожиданно разгорелись задором:
– Моя Снежинка быстрей… Поскачу, не догонишь! Волкодав смотрел на нее без улыбки.
– Может, и быстрей, госпожа, – сказал он наконец. Кнесинка покосилась на аркан, висевший у него при седле. Она видела, как он его бросает. Она вздохнула:
– Ты, Волкодав, видать, мне жизнь спас для того, чтобы я сама удавилась… Ладно, там дальше на реке славная заводь есть, да и город видать…
Венн кивнул и тронул пятками жеребца.
Место оказалось действительно славное. Травянистую полянку на возвышенном речном берегу окружали могучие старые сосны, разросшиеся на приволье не столько ввысь, сколько в ширину. Да, хорошее место. И вплотную незаметно не подберешься, и издали не больно-то выстрелишь.
Под берегом, за узкой полоской мелкого песка, лежала просторная заводь, едва тревожимая ветерком. Длинный мыс, по гребню которого в ряд, точно высаженные, стояли одинаковые деревья, отгораживал заводь от стремнины. В темном зеркале, отражавшем небесную синеву, лежали белые звезды водяных лилий. А вдали и правда виднелись гордые сторожевые башни стольного Галирада.
Волкодав спешился сам и снял с седла кнесинку. При этом он несколько мгновений держал ее на весу и успел подумать: совсем не тяжела на руках, даром, что полнотела…
– Снежинку не привязывай, – велела Елень Глуздовна. – Она от меня никуда.
Ласковая кобылица доверчиво сунулась к нему, когда он взял ее под уздцы. Волкодав все-таки привязал ее, но на длинной веревке, чтобы могла и травы себе поискать, и поваляться, и в воду войти. Серку такой свободы не досталось. Славный жеребец и так уже начал красоваться перед тонконогой Снежинкой. Пускай охолонет. Волкодав увел его на другой конец прогалины и оставил там, утешив кусочком подсоленного хлеба. И вспомнил: венны всегда ставили жеребцов и кобылиц у клети, в которую удалялись молодожены. Нарочно затем, чтобы кони призывно ржали и тянулись друг к другу, приумножая людскую любовь…
– Что творишь!.. – встретила его кнесинка, уже сидевшая на разостланной попоне. – Я же сказала, она от меня никуда!
Волкодав почти ждал, чтобы она поспешила освобождать любимицу, но кнесинка осталась сидеть.
– Может, и так, госпожа, – сказал он. – Ее могут испугать. Или попробовать увести.
Кнесинка досадливо вздохнула, отвернулась и стала смотреть на реку и город.
…Негоже, хмуро думал Волкодав, обегая настороженным взглядом редкие сосны, заводь и деревья на мысу. Позвала бы с собой подружек, дочек боярских или хоть няньку. Было бы с кем и побеседовать, и поиграть, да ведь и стыд оградить, если придет охота купаться… Венны испокон веков лезли в реку все вместе, мужчины и женщины, и ничего непристойного в том не находили. Волкодав знал, что сольвенны судили иначе.
…А десяток отроков как раз встал бы за соснами, чтобы никто недобрый на семь перестрелов приблизиться не сумел…
– Ты всегда такой… как лук напряженный? – спросила вдруг кнесинка. Оказывается, она наблюдала за ним, рыскавшим глазами кругом.
Волкодав ответил:
– Всегда, госпожа, когда кого-нибудь стерегу.
Она похлопала по расстеленной попоне рядом с собой:
– Что стоишь, сядь.
Волкодав сел, но не рядом, а напротив – спиной к реке, лицом к лесу. Из воды все же навряд ли кто выскочит. Мыш слез с его плеча и отправился ловить кого-то в лесной мураве.
– А простым боем ты драться умеешь? – спросила кнесинка Елень. – Без оружия, одними руками?
– Умею, госпожа, – кивнул он. – Да ты видела. Кнесинка решительно посмотрела ему прямо в глаза:
– Научи меня, Волкодав.
Ну вот, опять за свое, вздохнул он про себя. Ему совсем не улыбалось попасть, как зерну на мельнице, между бегуном и поставом. Вслух он сказал:
– Боги не судили женщинам драться, госпожа. Их мужчины должны защищать.
Она смотрела на него, как сердитый маленький соколенок.
– А не случилось рядом мужчины? А ранят его или, сохрани Боги, вовсе убьют?.. Совсем не мочь за себя постоять, плакать только? Умолять?.. Одну такую послушали!..
Волкодав отвел взгляд. Кнесинка была права. И все-таки…
– Если хочешь, госпожа, я тебе покажу, как вырываться, – проговорил он неохотно. Начало было положено.
– Покажи!
Волкодав обхватил правой рукой свое левое запястье:
– Когда схватят, люди обычно вырываются вот так… – он потянул руку к себе, – …а надо вот так. – Он наклонил сжатый кулак прочь от себя, одолевая сопротивление одного пальца вместо четырех.
Кнесинка Елень попробовала сделать то же и убедилась, в чем выгода. Она поджала скрещенные ноги и наклонилась к нему:
– Ну, держи, вырываться стану!
Волкодав взял ее за руку. Кнесинка высвободилась одним ловким движением, без ошибки повторив показанный прием. Потом, правда, она посмотрела на свою руку и нахмурилась. Венну неоткуда было знать, о чем она думала. А думала она о том, что осторожные пальцы телохранителя были способны запросто превратить ее руку в кисель. И вряд ли спас бы даже створчатый серебряный браслет в треть вершка толщиной, застегнутый на запястье. Она спросила:
– А если… не вырваться? Тогда что?
– Если свободна вторая рука, госпожа, бей в глаза. Он объяснял ей, как покалечить, а то и убить человека, и говорил спокойнее, чем другие люди – о том, как лучше варить мясную уху. Кнесинка поневоле содрогнулась, а он еще и предложил:
– Попробуй, госпожа.
Ее решимость учиться таяла, как снег по весне. Она поднесла было руку, но тут же уронила ее и
