Внезапная мысль обожгла его: если с ним такое, то что же с Ниилит?.. Он разодрал успевшие склеиться веки. К его удивлению, Ниилит была на ногах и бодро сновала по комнате. Он услышал, как в дверь постучала детская рука, и повернул голову. Ниилит приоткрыла дверь. В щели мелькнули сразу три любопытные мальчишеские рожицы, но жадное любопытство мгновенно стер ужас. Дети любят страшные сказки, любят, чтобы их слегка попугали. Но когда страшное приключается в жизни… Книги тяжело бухнули об пол, и топоток босых пяток стремительно удалился по коридору. Потом послышался голос Авдики. Молодой сегван помог Ниилит собрать книги и внес их в комнату. Внутренность комнаты больше походила на поле брани, но Авдике было не привыкать. Ниилит схватила тряпку и исчезла за дверью. Подтирать побежала, сообразил Волкодав. Там же всюду пятна – и по всходу, и во дворе, и на мостовой… Авдика проводил девушку глазами.
– Да нет, ничего, – донесся голос Тилорна. – Теперь им обоим только выспаться и…
Во сне все воспринимаешь как должное, и Волкодав не особенно удивился, увидев себя самого. Однако потом разглядел, что на том, другом, была больно уж смешная одежда: сплошь кожаная, не разделенная на штаны и рубаху, да к тому же неподпоясанная.
– Ну? – усмехнулся неведомый гость. – Узнаешь? Волкодав молча смотрел на него, не зная, как отвечать. И надо ли вообще отвечать.
Тот вздохнул, сделал какое-то движение… и перед волкодавом оказался его меч, вдетый в новенькие кожаные ножны.
– Теперь узнаешь? – снова делаясь человеком, поинтересовался меч.
Волкодав только и нашелся спросить:
– Почему ты похож на меня?..
– А на кого мне, по-твоему, походить? – хмыкнул тот. – На Жадобу?.. – Подумал и добавил: – Если хочешь знать, мы с тобой похожи. Я тоже долго жил под землей.
– Тебя положили в могилу? – сразу угадал Волкодав. – Кем он был?
Меч скрестил ноги, устраиваясь поудобнее.
– Он был сыном большухи рода Ежа. В двенадцать лет ему нарекли имя, и они с отцом поехали в род Скворца – просить бус у дочери тамошней госпожи. Она той весной как раз вскочила в поневу…
Волкодав вспомнил беленькую девочку, одарившую его искристой хрустальной горошиной, и улыбнулся. Ей, малявочке, выткут поневу еще годика этак через три. Тогда и придет ей пора дарить ясную бусину тому, кто достоин. Вспомнит ли она случайную встречу в «Белом Коне»? Или послушает мать, которая наверняка скажет ей, что та бусина не считается? А может, все-таки не позабудет старую яблоню и Серого Пса, которого не надо было бояться?
Когда-нибудь он разыщет ее…
– Ежонок, понравился Скворушке, – продолжал меч. – Их хорошо принимали. Но на третий день в деревню забежал бешеный волк. Ежонок был крепким и храбрым парнишкой. Он оборонил девочку и ударил зверя ножом, но тот успел его укусить.
Волкодав молча кивнул. Он видел бешеного волка и помнил, как сам чуть не умер от страха.
– Он умер, и Скворушка взяла в мужья его брата, – сказал меч. – Потому что теперь у них знали – кто такие Ежи. Но прежде оба рода послали к великому кузнецу и попросили выковать меч, которого незачем было бы стыдиться и кнесу.
Лучшими кузнецами всегда были мы. Серые Псы, подумал Волкодав.
– Лучшими кузнецами тогда были Серые Псы, – сказал меч. – Они даже не ставили на мечах своих клейма, знающему человеку и так было ясно, кто выковал. Так я появился на свет. Меня похоронили вместе с Ежонком, и я пролежал под землей двести лет. Могилу разорил Жадоба, и в его руке я впервые попробовал крови.
Он произнес это с таким отвращением, что Волкодав не удержался и сказал:
– Все мечи проливают кровь.
– Мечи исполняют то, для чего их ковали, – прозвучало в ответ, – Меня сделали для того, чтобы я отгонял зло.
– Я тоже дрался тобой, – заметил Волкодав. Может, мне тебя… назад отнести?
– Тот курган для меня – как для тебя твой прежний дом, – ответил меч. – Ты ведь не будешь больше там жить… Жалко, не я могильному вору пальцы отсек, – добавил он со вздохом. – Ладно, спасибо Создавшим Нас и на том, что дерешься ты не хуже других…
Волкодав промолчал.
– Мы, мечи, не любим неправедных рук, – сказал его удивительный собеседник. И вновь принял свое истинное обличье, но голос, звонкий голос узорчатой стали, продолжал звучать: – Ты сам видел, как я бросил Жадобу. А тебя не покину, пока ты меня бесчестить не станешь…
Все расплылось. Волкодав перевернулся на другой бок, и никакие сны его больше не посещали.
Еще не проснувшись толком, Волкодав понял, что остался в комнате один. И еще, что час был не ранний. Пахло стряпней, доносился скрип половиц, голоса, чей-то смех, время от времени – лай собак и крик петуха. Жизнь гостиного двора шла своим чередом.
Вставать до смерти не хотелось, и Волкодав позволил себе редкое удовольствие: несколько блаженных мгновений между бодрствованием и сном…
И тут же на него навалился кашель.
Он сел, торопливо вскидывая ладони к лицу, и сразу подумал, что вчерашняя самонадеянность грозила дорого ему обойтись. Это был совсем не тот кашель, которым наказывает человека случайно подхваченная простуда. Это подавала голос рудничная сырость и темнота. Волкодав знал: еще год-два на каторге, и лежать бы ему где-нибудь в отвалах, на вековечном горном морозе. Ему повезло. Боги вывели его на свободу. Но те, чье искусство отогнало от него смерть, предупреждали, почти как кнесинка Елень: побереги себя, Волкодав. Он только кивал. Дел в жизни у него оставалось немного. Стать воином. И разыскать Людоеда. А дальше…
Он провел рукой по губам и посмотрел на ладонь. Ладонь была чистая. Пока.
Стало быть, вчера он все-таки надорвался. Причем по собственной глупости. Дрался на поединке. Помогал колдуну тащить с того света раненого арранта. Приводил в божеский вид самого колдуна. И все в одно утро. Жаловаться не на кого.
Нелетучий Мыш спрыгнул с насеста, которым служил толстый деревянный гвоздь, и жалобно запищал, прижимаясь к груди Волкодава. Венн усмехнулся и погладил зверька, пытавшегося поделиться с ним теплом. Совсем как когда-то.
– Вот так, – сказал он Мышу. – Надо будет крыло тебе поскорее поправить.
Как он и ожидал, Тилорн с Эврихом и Ниилит обнаружились внизу. Они сидели за столиком возле окна, распахнутого на залитый солнцем двор, и о чем-то увлеченно беседовали. Щенок лежал на полу у ног Ниилит. Волкодав кивнул и вышел наружу.
Он мылся с остервенением, раз за разом обливаясь холодной колодезной водой и докрасна надирая кожу обтрепанным полотенцем. Потом вернулся в корчму.
– Ели? – остановившись у стола, спросил он своих.
– Спасибо!.. – хором отозвались Ниилит и Тилорн. Эврих нерешительно улыбнулся. Он еще не взял в толк, как вести себя с Волкодавом.
Венн ссадил Мыша на стол и направился к стойке. Когда-то он долго раздумывал, позволительно ли пускать зверька на стол, почитавшийся у его народа Божьей Ладонью, или следовало кормить его на полу. Потом насмотрелся, как в придорожных кабаках эту самую Ладонь били спьяну кулаком, царапали ножами, а то и попросту оскверняли… и решил, что от чистоплотного маленького Мыша ей уж точно никакой обиды не будет. Да и не с Божьей ли Ладони питалась всякая живая тварь…
Служанка за стойкой стояла к нему спиной, облокотившись на гладкую вощеную доску и болтая с судомойкой, выглянувшей передохнуть.
– Лес привезли с Зеленых Озер, – поясняла она подруге, видимо, пересказывая слышанное от кого-то из постояльцев. – Гуляют, говорят, страсть! Хоть бы нас обошли. Возчики тамошние…
