как не могу нести ответственность за то, что творится в том месте, куда я привожу людей – и это страшно. Ко мне приходили, рассказывали такие страшные вещи про ужасное поведение священников, про церковь, как «выкачиваются» деньги. Церковь на данный момент переживает сильную перестройку, до ее окончания пройдет достаточно длительное время. Изменится очень многое, но какая она сейчас – это всё очень грустно.
Даже не смерть отца Дмитрия увела меня из церкви, даже не огромное количество ужасных вещей в рассказах людей, которые ко мне приходили. Всё это копится, потом «добивает» тебя какими-то последними каплями, не важными на первый взгляд, которые меня развернули от церкви. Я пришла в храм воскресным утром и увидела на дверях просфорочной, где пекутся вкусные булочки, надпись «закрыто». На мой вопрос «Почему? Всегда открыто же было!» мне ответили, что владыка убрал зарплату просфорницам. Они получали до этого 6 тысяч рублей, а он снизил до трех. При этом я точно знала, что владыка недавно взял 15 миллионов и вложил в строительство собственной резиденции, а в ней потолочные люстры стоили по миллиону рублей. Эти же деньги он потратил на покупку шикарных машин. Это было одной из точек.
Можно понять всё – человеческие отношения, давления сверху, что нужны деньги или что-то еще. Но такое бесчеловечное отношение к людям, такое страшное отсутствие любви и сострадания, элементарного добра у людей, которые стоят у высокой власти. Женщины-просфорницы работали за копейки, им на дорогу до церкви только хватало заработной платы – туда-обратно. Это ведь тяжелейший труд – печь просфорный хлеб! Они работали итак практически на голом энтузиазме. При этом вкладывая огромнейшие деньги в свою шикарную жизнь, урезать у женщин зарплату, бесчеловечно. Будучи при этом практически святым примером для людей – вандально.
– А была ли ещё какая-то точка, которая вас развернула? Или это был конец?
– Это не был конец. После этого я ещё посещала церковь, гораздо реже, но ходила на исповеди и причастие. После переезда в Москву ходила также на причастие, но однажды я зашла в огромный храм и посмотрела на людей. Они пришли на встречу с Богом. Что должно быть в душах у людей? Благодарность к Богу, чувство любви, осознание его любви. Лица должны быть светлые, счастливые, правильно?
– Да, конечно.
– А я не увидела ни одного счастливого лица. Конечно, длительная служба, люди стояли там уже почти четыре часа, монотонные молитвы, они все устали. При этом мало кто понимает молитвы, даже те, кто ходит много лет. Я смотрела на них и не видела в их душах радости, в их лицах света, не видела у них благодарности за то, что они живут. Было гнетущее ощущение унылости, тоски, ограниченности. Тогда я посмотрела коэффициенты развития у прихожан, и мне открылось понимание, что он очень низкий у большинства стоящих людей. Люди, во всем положившись на Бога и священников, прекращают развиваться. Они находятся в унынии и недовольстве, потому что не получают от Бога, что просят.
Конечно, среди этих людей встречаются и святые люди. Я общалась достаточно много с батюшками и знаю, что есть святые, терпевшие ограничения и муки, жившие очень скромно. Тогда их душа очищалась. Я также знаю людей, которые ходят на исповедь год за годом, но они не меняются. Их душа не становится лучше и чище. Они только ищут себе оправданий и ни к чему не стремятся.
Сейчас мир становится другой: быстрый, невероятно скоростной. Человек должен дорожить скоростью мышления, развитием, каждой минутой жизни. Человек должен созидать. Что же происходит на протяжении пяти-шести часов служб? Люди стоят, слушают молитву, которую не понимают. Когда мы молимся хоть несколько минут, но от всей души, от всего сердца, осознанно проживаем минуты искренней благодарности к Богу за все, что мы имеем, за прошлое, за будущее, за настоящее, это работает гораздо сильнее тех самых длительных служб.
Помню, когда было совсем плохо, в те минуты, когда хотелось умереть, я пыталась выкарабкаться и билась, как лягушка в сметане. Знаешь, сметана, которую она взбила из последних сил. Тогда я запускала тренинговый центр для женщин по отношениям. Я собрала группу, тренинги прошли удачно. И был момент, когда я обратилась к одному священнику, которого знала больше десяти лет. У него была воскресная школа, куда ходило много женщин, а у меня – хороший тренинг по отношениям, и я его попросила, сможет ли он в воскресной школе дать объявление, что у меня будет такой тренинг? Он ответил – нет, не могу, все решения принимает владыка. И знаешь, Надя, я задалась вопросом, почему же не спрашивают владыку, когда берут очень большие пожертвования?
Мы тогда регулярно отдавали пожертвования церкви. Знаю, что неправильно так говорить, но я это говорю не потому, что я жалею об отданных деньгах или хвастаюсь, а для понимания того, что всегда должен идти добрый поток, всегда во всем, и даже когда просто даришь пожертвования – это добрая энергия, и в ней внутри живет отдача. Когда ты кому-то помогаешь очень долго, должен быть хоть какой-то отклик от твоих «подопечных». Мы пожертвовали церкви суммы в размере порядка таких двух квартир, ипотеку за одну которую не могли выплатить в тот момент, не смогли и продали. Мне же был дан отказ от человека в простом действии, которому мы дарили очень большие пожертвования и всячески помогали много лет. При этом я была серьезным миссионером, привела в церковь огромное количество людей.
Когда мне было трудно, от церкви не исходило даже элементарной поддержки, не говоря уже о чувстве любви. Это и стало последней каплей, когда я поняла, нет, не хочу больше. Словно сложился пазл в голове из маленьких кусочков людской боли и унижений в церкви именно тех, кто не умеет приносить большие деньги. Церковь – это не бизнес. Это Любовь. Это развитие – души, тела, разума. Где оно заблудилось и потерялось в сегодняшней церкви?
– Она уже давно превратилась в чистый бизнес.
– Но я не могу и пока не должна больше приводить туда людей. А мое сегодняшнее состояние удивительно. Удивительно тем, что я познаю другие религии через душу, через сердце, свой мозг и мне открываются поразительные вещи. Христос для меня – это Любовь в самом высшем ее проявлении. Но