Кажется, вся темная сторона содрогается после него в агонии. По глазам бьет яркая вспышка. В ушах поселяется низкий гул, быстро переходящий в невыносимо громкий, удивленно-яростный и до отвращения пронзительный визг. В носу что-то лопается со звоном, и дальше я почти ничего не слышу — меня вышвыривает из внутреннего круга с устрашающей силой и попросту уносит прочь, как пушинку.
При этом я, кажется, лечу в одну сторону, бедная кошка — в другую. Меня кувыркает в воздухе, ломает, швыряет как сломанную игрушку. На невероятной скорости я со свистом и грохотом пролетаю через половину пустыря, чудом миную разбитое окно и торчащие из рам стеклянные осколки. В последний момент успеваю заметить на своем пути невесть откуда взявшуюся стену. Зажмуриваюсь, чтобы не видеть, как меня размажет по ней кровавой лепешкой. Затем — удар, темнота, бешеный водоворот искр в глазах…
После чего где-то там, в глубине, под толстым слоем черного покрывала мелькает изящный женский силуэт, а знакомый голос с укором шепчет:
— Это снова ты, Артур?
«Ага, проездом, — проносится у меня в голове ошеломленное. — Прости, красавица, но, кажется, ты и в этот раз чуток опоздала»…
Первым чувством, которое я испытал, когда пришел в себя, была боль. Слабая, зудящая, тупая. Зато практически вездесущая, словно меня живьем окунули в чан с кипятком, затем дали время ожогам зажить и, только когда на месте старых дыр наросла новая кожа, наконец-то позволили прийти в себя.
Особенно сильный зуд вгрызался в левое плечо и яростно щипал, не давая уснуть. Немного кололо под правой лопаткой. Едва заметно, но все же противно скреблось на левом боку. Немного поднывало ушибленное колено. И отчаянно саднил ушибленный при падении затылок, будто оттуда успели выдрать приличный клок волос.
Когда я открыл глаза, первым, на чем сфокусировался взгляд, оказалась длинная, покрытая застарелой гарью и сажей деревяшка, торчащая прямо у меня из груди.
Однако…
Кажется, не слишком удачно я сегодня упал, раз при падении меня насадило на нее, как мертвую бабочку.
Впрочем, удивление длилось недолго — на мое счастье, деревяшка прошла чуть левее и ниже, чем могла бы, поэтому по-боевому торчала не из самой груди, а всего лишь из-под расцарапанной подмышки. Чудом не вонзилась в спину, сумев разодрать лишь последнюю приличную куртку. Поэтому и кровищи на импровизированном колу практически не было. Поэтому же я чувствовал себя относительно неплохо.
Когда зрение окончательно вернулось, я на пробу повернул голову влево-вправо и скривился, когда перед глазами все поплыло.
Все-таки здорово меня приложило. Особенно если учесть, что затылком я шарахнулся с размаху, да еще не на снег, а, судя по ощущениям, на очень даже твердый и совсем не гладкий булыжник.
Так. В чем мне еще не повезло?
Висок, я судя по всему, все-таки успел рассадить при падении, из носа тоже еще течет, но уже подсыхающая корочка делает свое дело — большая кровопотеря мне не грозит. Левая рука болит, но вроде работает. Правая в порядке. Ноги, насколько я могу понять, тоже. В ушах, конечно, до сих пор стоит гул, в груди при каждом вздохе колет. Так что, наверное, парочку ребер я все-таки сломал. Но и это не страшно с учетом всего того, что успело тут произойти.
Стоило пошевелиться, как рядом раздался скрип снега и надо мной склонилось знакомое лицо.
— Живой, — с удовлетворением сказал Лойд, разглядывая меня так внимательно, словно искал куда б ударить. — Не знаю, почему, но ты невероятно везучий придурок, Рэйш. Даже представить не могу, как ты с таким отношением к работе до сих пор себя не угробил.
С трудом сев, утерев идущую носом кровь и осторожно потрогав громадную шишку на затылке, я взглянул на царящие вокруг разрушения и удивленно присвистнул.
Ничего себе ловушка для демонов…
Эта хреновина рванула так, что взрывом не только разнесло созданные мною развалины — посреди поместья теперь дымилась огромная воронка! Ярко-красная, словно жерло проснувшегося вулкана, прямо вся пышущая, ещё горящая… жаром от нее несло так, что, даже находясь на приличном отдалении, я чувствовал, как стягивает кожу на лице. А уж что творилось с магическим фоном…
Думаю, если бы в округе осталась хотя бы одна приличная тварь, она бы уже скакала вокруг забора, захлебываясь слюной.
От попавшего внутрь мяса, естественно, ничего не осталось. Ни гулей, ни кусков свежайшей говядины, за немалые деньги купленной на ближайшем рынке. Зато вместо нее в воздухе витал совершенно дивный аромат жареного мяса, причем настолько густой и сочный, что я поневоле сглотнул и мельком покосился по сторонам, ища пропавшую кошку.
Видимо, зря — клетка оказалась сломанной, а дверца открытой, так что пушистой мурлыки давно и след простыл. Но пусть уж лучше она свободно разгуливает теперь по темной стороне, чем если бы мы сожгли ее заживо.
Кривясь и морщась, я встал, с трудом доковылял до воронки и, заглянув внутрь, удовлетворенно кивнул.
— Славный шашлычок получился.