любимого и решила сходить в отпуск, а точнее, перебраться с вещами на недельку домой, под материнское крыло. Ну а что
— на расстоянии и любится крепче.
— Мам, можно я не буду отвечать на этот вопрос? — взмолилась Лина. Кроме как рассказать правду, чего делать было категорически нельзя, ничего путного на ум не приходило.
— Да чего уж там, — махнула мать рукой. — Не первый раз, — поджала она губы и ушла на кухню.
Ну почему так? Почему на душе паршивей некуда? Лина присела на обувную тумбочку и какое-то время бездумно пялилась в противоположную стену. Не было желания даже раздеться, не говоря уж о чем-то еще. Как случилось, что она полюбила Люка? Мало того, огласилась на близость с ним и не раз. Ведь знала же, что это лишь привяжет ее к нему еще сильнее.
Нет! Все! Больше она не будет думать об этом! В конце концов, она и домой сбежала только для того, чтоб хоть какое-то время не видеть его и не слышать. А в идеале, нужно еще заставить себя не думать о нем.
Решительно сбросив одежду, Лина закрылась в своей комнате и набрала Катю. Всю неделю, что лечила народ Саржении, она даже не общалась с близкими по телефону. Труднее было объяснить, почему там, куда они отправлялись в командировку, не было связи. И снова пришлось сочинять про секретный военный объект в закрытом городе.
Какое счастье, что у подруги как раз сегодня оказался выходной. Катя даже слушать Лину не стала по телефону, и уже через час пришла с полным пакетом выпивки и закусок. Чтоб не смущать маму Лины, стол они накрыли в ее комнате. Наверное, Лине сейчас больше всего хотелось именно выпить. Катя, как всегда, правильно угадала ее настроение.
У подруги накопилось столько новостей, что рот у нее не затыкался. Она тарахтела без умолку, Лине только и оставалось, что потягивать вино и слушать, слушать… Но так даже лучше, чем придумывать, что ответить на тот или иной вопрос, на который правдивого ответа не было. Да и она радовалась за Катю. Жизнь у той била ключом и не только в плане работы. Тот самый босс, что нанял ее на работу и которого она назвала душкой, влюбился в нее по уши. И кажется, дело у них очень стремительно шло к свадьбе. Ну по крайней мере, Лина очень на это хотела надеяться.
Неладное Лина подметила, когда уже перевалило за полдень, и Катя изрядно набралась. В отличие от подруги, с которой пила почти наравне, разве что чуть меньше, Лина не пьянела, и голова ее постепенно начинала болеть все сильнее. Дошло до того, что она уже не могла сидеть и терпеть эту боль, вынуждена была прилечь на диван. Наконец, и Катя заметила, что с ней что-то происходит.
— Ты случайно не заболела? — нахмурилась подруга и припечатала ладонь ко лбу Лины. — Ничего себе! — сразу же отдернула руку. — Да у тебя же температура… Теть Вер! — заорала она так оглушительно, что Лине показалось, будто лопнули барабанные перепонки, а внутрь головы потекла расплавленная лава.
— Чего горланишь, как на пожаре? — заглянула мама в комнату и тут же изменилась в лице, заметив дочь, лежащую на диване.
— У Линки пожар в бошке! — ткнула в нее Катя пальцем. Все же, набралась она прилично, координация подводила, и от резкого движения подруга чуть не соскользнула с кресла. — Температура то есть…
Мама приблизилась к дивану и опустила прохладную ладонь дочери на лоб. Лина даже прикрыла глаза от удовольствия. Так бы и лежала вечно!
— Высоченная! — выдохнула мама и метнулась в зал. — Вернулась с термометром.
Пока Лина мерила температуру мама приготовила чай с малиной и вежливо выставила Катю за дверь.
— Завтра позвоню, — проорала та из коридора и поковыляла к такси, что уже минут десять как ждало ее возле подъезда.
К тому моменту Лина уже знала, что температура у нее поднялась до отметки 39,8, что начинает першить в горле, а глаза отказываются держаться открытыми из-за сильной головной боли.
Жаропонижающие сбили температуру на градус, и сразу же та начала ползти вновь. Ближе к вечеру Лине стало так плохо, что мама вызвала скорую. Как ее везли в больницу, помнила местами. Разве что сирена звучала в ушах колокольным набатом, слившимся в сплошной вой.
Лине казалось, что она без сознания. И одновременно с этим, она все время слышала голоса, обрывки фраз или их целиком. Кто-то что-то говорил, но ей ли? Этого она не понимала, как и ответить не могла. Она чувствовала боль, как ей что-то колют, и снова, и снова. Ее это утомляло, но даже пошевелиться, чтобы помешать, она не могла. Тело налилось свинцовой тяжестью, словно стало чужим — реагирующим на боль, но не сопротивляющимся. В голове безостановочно гудело. Запах медикаментов сводил с ума, как и все эти разговоры…
—
—
Мама говорит с врачом? Значит, она в больнице? Вот почему так неприятно пахнет, ужасающе неприятно! Зачем они отвезли ее в больницу, когда можно прекрасно лечиться дома? И чего это мама говорит какие-то глупости, да еще и плачет?.. Обо всем этом Лине хотелось спросить самой, но сил заговорить, открыть глаза или хотя бы пошевелиться, не было.
—