- Идем, перевяжу руку.

Чтобы не затевать прилюдный спор, под заинтригованными взглядами одноклассников я вышла из кабинета.

- Ничего такой предлог... - буркнула уже в коридоре и осеклась, встретившись взглядом с Анри.

Он был словно вымотан приступом болезни: лоб напряжен, глаза покраснели, на щеках и подбородке светло-рыжая неряшливая щетина.

- Перевязать тоже надо, - согласился он и уверенно, как будто не раз бывал в "Каменном соло", направился в сторону апартаментов доктора Вильгельма, в медицинский кабинет.

В кабинете Анри уже не чувствовал себя, как дома. Он немного повозился, ища какие-то растворы, бинт и ножницы, протирая успевший запылиться стол. Молча кивнул на табурет, и я села, положив больную руку на влажную поверхность.

- Ты отомстила, - разрезая вчерашнюю повязку, констатировал он. - Теперь возвращайся.

- Я не мстила, - возразила я, почти не соврав: местью была лишь короткая трансляция Микаэлю текущего события. То есть, соития...

Анри кивнул и надел очки, висевшие над столом.

- Тем не менее, Мику настолько плохо, что это должно тебя удовлетворить.

Не заинтересовал.

- Это он тебя послал?

Закончив резать бинт, Анри снял старую повязку. Смотреть на руку, пострадавшую по собственной вине, мне было почему-то стыдно.

Он коснулся пульта, и стол осветился изнутри. Сквозь очки Анри видел мою кисть насквозь, но ему понадобилось время, чтобы разобраться в увиденном.

- Он не в состоянии никого никуда послать. Пьян до невменяемости.

Микаэль вообще не пил то, от чего мог опьянеть, говоря, что у него своей дури достаточно, поэтому сообщение Анри меня удивило.

- Турнир же еще не кончился. Кто им руководит?

- Ну, махнуть рукой, чтобы открыть второй турнирный день, он еще смог. Сейчас трезвеет, чтобы хотя бы закрыть, как надо.

- И с чего ты взял, что ему плохо?

Анри не ответил. По тому, как он виновато прикусил губу, я поняла, что к опьянению Микаэля он имеет непосредственное отношение. Это, да еще его замученное состояние, вдруг привело меня к неожиданному выводу:

- Ты - его эмоциональный симбионт. Чувствуешь то же самое, да? И напоил его, чтобы не мучиться?

Анри откинулся на спинку кресла, устало опустив голову.

Я набралась смелости и посмотрела на несчастную руку. Выглядела она не так плохо, как я представляла. Шрамы останутся, жаль.

- Живешь чужой жизнью. Стремишься испытывать те же ощущения, на какие способен человек, границы "тишины" которого гораздо шире твоих, но свои раздвигать не хочешь. Почему? Слабак, боишься, что не хватит энергии на всех, кто притягивается к такому солнцу?

Анри молчал, недобро глядя исподлобья куда-то перед собой. Блики света в очках мешали увидеть, куда.

- И все хорошо, пока он счастлив, пока он всем доволен. Но страдать вместе с ним ты не хочешь.

Анри молчал.

- Психокоррекция, - наиядовитейше напомнила я.

На это он ответил - усмехнулся и перевел ставший спокойным взгляд на мою руку.

- У нас не принято отказываться от эмоций, возникающих из привязанности. От любви. Она священна. Ладно, признаю, что смалодушничал. Я не выдержал этого ада.

Он опять склонился над раной. От его взгляда я ощутила в ней легкую щекотку.

- Не вернусь. А Микаэля мне не жалко, он получил то, на что нарывался, когда стал за мной ухаживать.

Анри смочил кусок бинта раствором и наложил его на рану.

- Или вы ожидали, что я сама побегу за Микаэлем, как приблудная собачонка, сразу после того, как впервые увижу? Поэтому была разыграна сцена, в которой он мог показать себя во всей красе?

Анри хмыкнул.

- Ну, не как собачонка... А, в общем, да, мы были уверены, что одного лишь знакомства будет достаточно, а дальше тебе не придется объяснять необходимость каждой следующей встречи - ты сама будешь с нетерпением ее ждать. Это очень облегчило бы задачу. Но у тебя не возникло нормального для девушки желания заполучить крутого парня, и Мик оказался в несвойственной ему роли ухажера. Поделом, конечно.

Руку покалывало: лечебный раствор проник в ткани.

- Ты боишься, что Саша его убьет?

Анри закусил губу и пронзительно посмотрел на меня.

- Об этом я даже думать не хочу.