Вероника

Меня разбудили горячие солнечные лучи, которые свободно проникали в комнату сквозь незашторенное окно. Я заворочалась под тонким одеялом, прикрывая лицо, и не сразу вспомнила, почему сплю на своей старой кровати в комнате, где провела большую часть жизни. Окончательно потеряв надежду снова заснуть, я открыла глаза, села, спустила босые ноги на прохладный пол, и воспоминания о недавних событиях тут же нахлынули на меня, словно отвернули кран.

Я подумала, что Дарий уже, должно быть, оказался в темнице, Фогль на работе, мои однокурсники – в университете, а о том, где в настоящее время находились Мартин Шталь и Карл Розенберг, мне гадать совершенно не хотелось. Моя кожа всё ещё помнила прикосновения холодных пальцев жениха Инны, а в ушах звучал его насмешливый голос. Я не сомневалась, что он вернётся. Похоже, все вокруг меня преследовали собственные цели, о которых я и понятия не имела. Вот поэтому Княжевич и не рассказал своему начальнику о том, что я слышала в университете, а Мартин скрыл от своего будущего тестя тот факт, что он меня там видел.

Я снова оказалась в престранном положении. С одной стороны, обвинения Инквизиции были полностью сняты с меня с помощью Дария, следовательно, я вполне могла бы вернуться в Университет Магии, где как раз начались занятия, которые мне пропускать совершенно не хотелось. Но, с другой стороны, в университете я постоянно рисковала встретить Карла Розенберга, и неизвестно, какую реакцию на него могла бы выдать при следующей встрече. Кроме того, у меня не имелось никакой гарантии, что Шталь не передумал и не рассказал новому декану о том, что не только он, но и я в курсе того, что именно случилось с тем, кто до недавнего времени занимал эту должность.

Но не только Мартин Шталь и я знали об этом. Был кто-то ещё – человек, который прислал мне письмо с предупреждением. Тот, кто хотел меня напугать, и ему это, несомненно, удалось.

Несмотря на то, что в находящейся на солнечной стороне комнате было жарко, а я всё ещё продолжала кутаться в одеяло, по коже проскользнул холодный ветер. Я поёжилась, встала и, завернувшись в одеяло, пошла на кухню, чтобы включить чайник. Проходя мимо портрета, возле которого заинтересованно остановился Дарий Княжевич в тот вечер, когда был в этой квартире, я, будто впервые видела, начала вглядываться в картину.

Теперь, после рассказа Аркадия Фогля, я знала, что молодая женщина, изображённая на этой картине, была ведьмой. И моей матерью. Той, которую я не помнила, хотя и видела её во сне.

– Мама, – негромко произнесла я. – Почему ты это сделала, мама? Для чего тебе была нужна эта запрещённая магия? Разве мы не могли просто жить вдвоём? Даже если бы он к нам так и не вернулся…

На глаза навернулись слёзы. Будто устыдившись невидимого зрителя, я вошла в кухню, громко хлопнув дверью. Могла ли я хотя бы попытаться понять девушку, которая полюбила человека из враждебного магическому миру лагеря вместо того, чтобы выйти замуж за выбранного для неё мужчину? Совсем недавно я бы не нашла в своём сердце и крупицы понимания подобного поступка. Но сейчас, на своём опыте ощутив то, что чувствуешь, когда влюбляешься против собственной воли, я понимала её любовь и желание во что бы то ни стало быть с избранником.

Чего я не могла понять, так это занятий псионикой с целью привлечь внимание инквизиторов. Ведь это ей всё равно не помогло. Фогль даже не смог назвать мне имени моего отца – никто его не знал. Если этот человек не умер, то, возможно, всё ещё служил в Инквизиции. Может быть, он даже находился вчера в здании, когда там была я.

Чуть позже, выпив чай, я сидела на табуретке и, покручивая на пальце кольцо-амулет, которое перед сном вытащила из сумки и надела, думала о том, что мне делать дальше. Но в голову совершенно ничего не приходило. Меня охватило странное состояние – тоска, полная апатия, желание закрыть глаза и провалиться в глубокий сон без сновидений. Рука сама собой скользнула к висящему на шее ключу, который я не сняла даже на ночь. Что же в нём такого, если Мартин Шталь готов был даже пойти на убийство, чтобы заполучить этот ключ?

Я задумалась над вопросом, известно ли что-нибудь Инне. Ещё совсем недавно мне казалось, что я хорошо знала подругу и соседку по комнате, успев досконально её изучить. Но сейчас я вспоминала стройную фигуру Инны, её лукавую улыбку, внимательный взгляд и видела перед собой незнакомку. Знала ли Инна Розенберг о том, каким образом её отец получил новую должность в Университете Магии? Для чего она приглашала меня к себе в загородный дом?

Снова и снова одно и то же – множество вопросов и ни одного ответа. Всё, что у меня было, будто растаяло под лучами утреннего солнца, рассыпалось песочным замком у берега синего моря, развеялось по ветру – не догнать! Ещё вчерашней ночью я была в объятиях желанного мужчины и пыталась подобрать слова для своих чувств, хотя и знала, что не смогу произнести их вслух, а сегодня за ним закрылась железная дверь инквизиторской темницы, а меня почти ничего не отделяло от гибели. Как там сказал Мартин про прыжок из окна? Вот и записка предсмертная есть, и никто ни о чём не догадается, а, если и сообразят, то власти Розенберга вполне хватит, чтобы заткнуть им рот.

Я придвинулась к окну и посмотрела вниз, когда раздался звонок моего телефона, оставшегося в сумке. Неожиданный и громкий. Я подумала, что это, должно быть, кто-то из моих однокурсниц решил поинтересоваться, почему меня нет в университете, но, когда добралась до телефона, обнаружила там звонок с неизвестного номера.

– Вероника, ты дома? – услышала я в мобильном голос Аркадия Фогля, когда всё же решила ответить. – Как ты вчера добралась? Всё в порядке?

– Всё нормально, – ответила я, с усмешкой вспоминая вчерашний визит Мартина. Мне повезло, что ему кто-то позвонил. Иначе неизвестно было, до