хозяина. Было ясно – гадает чего ждать.

– Котелок согрей, сбор трав сейчас вынесу. Отвар снимет боль, – Салливан поднял руку, предупреждая возражения. – Молчи. Вон, скособочился как. Карданцев больше не трогай. Хотя бы офицеров. Что вылупился? Кто еще мог к тебе за людьми обращаться? Не копачи же, – он уже было собрался в палатку, но обернулся. – Тот лоб хоть не треснул? Хех… плечами он пожимает. Смотри мне. Хотя оно и понятно. Везде ведь они, люди Гастмана, верно?

Солнце встало всего пару часов назад, а уже ощутимо припекало. Несмотря на дожди в последние несколько дней – земля была совершенно сухой. Над длинной колонной тяжело вооруженных всадников лениво плыло светлое облако пыли. И раздавался протяжный, торжественный гул боевой песни. Небесные покачивались в седлах, двигаясь бодрым шагом, не задерживаемые пехотой или обозами. Гвардейцы знатных рыцарей ехали в хвосте колонны, ведя вьючных лошадей с припасами и необходимым снаряжением. Салливан фон Элликот, что-то обсуждавший на ходу с новобранцами своей гвардии, нанятыми только вчера, пустил коня рысью, обгоняя колонну по обочине. Как всегда, находились дела требующие его пристального внимания. Проезжая мимо Остина коротко кивнул. Юноша тоже старался быть сдержанным. Но ему это удавалось хуже. Предательская улыбка время от времени расцветала на его лице, ведь теперь поверх шикарных, борграндских лат на нем красовался сине-белый плащ небесных. Правда торжественной церемонии посвящения не было, но новоявленный рыцарь быстро понял, что все вычурные обычаи можно будет почтить позднее. А сейчас ему советовали не упасть в грязь лицом и действовать в том же духе. Юноша понимающе кивал и намекал, что еще не так проявит себя. А об обстоятельствах, поспособствовавших его продвижению в ордене – старался не задумываться.

Лорд Фрейзер, отделившись от ополчения Нима и наемников Элрина ушел далеко вперед. И вел войско прямо на крупнейшую крепость этих земель – Данас. По пути рассылая небольшие отряды всадников на поиски фуража и прочих запасов. Лошадей и бойцов необходимо было кормить, а раз собственные обозы остались далеко позади – кормились тем, что встречали по дороге. Благо деревень, больших и малых, в нескольких днях пути от Севенны хватало. Здешние земли славились своим плодородием, что и заставляло крестьян идти на риск и селиться неподалеку от границы графства. Разумеется командиры строго следили за соблюдением дисциплины и не допускали излишней жестокости по отношению к мирному населению. Однако какую жестокость считать излишней – в отсутствии высшего командования решал каждый конкретный офицер, а порой и простой солдат. Да и мирным местное население видели не все. И иногда вилы или коса в руках сельского мужика могли послужить поводом для подозрений в излишней воинственности. А уж чересчур громкие протесты мужа слишком пригожей жены, – и вовсе тянули на повстанческую деятельность и карались соответственно. Но несмотря на коварных селян с вилами и серпами, невзирая на излишнюю жадность крикливых отцов и мужей – большинство рыцарей с похвальным энтузиазмом отправлялись на поиски припасов для славного ордена небесных.

Рота Салливана фон Элликота состояла из тридцати одного помазанного рыцаря, считая известного нам рослого, высокородного юношу, теперь так же носившего полосатый плащ. Кроме того ему подчинялись двенадцать личных гвардейцев и семнадцать, служащих благородным рыцарям его роты. Итого – ровно шестьдесят отчаянных, безрассудно смелых бойцов, готовых решить любую поставленную задачу и выполнить самый невыполнимый приказ… бойкой рысью въезжали на центральную улицу богатой, зажиточной деревни близ Каменных бродов. Несмотря на высокий, крепкий частокол, окружающий селение, отряд без малейших препятствий въехал в широко раскрытые ворота. Что говорило о некой житейской мудрости местных жителей. Знающих, что отдав часть – иногда можно сохранить целое. Именно с этими словами спешившегося фон Элликота встретил староста деревни, иссушенный годами, но сохранивший гордую осанку и ясный взгляд старик.

– Разумно, ничего не скажешь, – Салливан холодно посмотрел на традиционные чаши с вином и молоком, которые ему вынесли в знак доброй воли. – Налицо положительное влияние старины Рейнолдса.

– Его милость, господина Рейнолдса, повесили еще по весне, сир, – выговор старосты был характерен для крестьянина, но манера держаться серьезно отличалась от окружающих селян. Старик был почтителен, но не испуган, вежлив, но не раболепен.

– Хм… Я знал, что морщинистый прелюбодей своей смертью не умрет. И кто же теперь правит вашим клочком жирной, цветущей земли? Полагаю – его убийца?

– Можно и так сказать, сир. Его палач, господин Тоу… получал с нас налог до последнего времени, – тон и взгляд старосты были красноречивее невысказанных слов.

– Тоу? Даже не слышал о таком. Вероятно очередной выскочка. И что же, он поощряет такое радушие к гостям?

– Если что и можно сказать о нашем предыдущем господине, сир, – сказал старик с заметным нажимом, вероятно из опасения, что Салливан не понял предыдущего намека, – так это то, что он был человеком практичным. Ценил, а насколько позволяли обстоятельства и берег, трудолюбивых крестьян.

Салливан понимающе улыбнулся. Перевел взгляд со старосты на загорелую женщину, все еще державшую в руках поднос с символичными чашами. Та не поднимала глаз. Вино и молоко в чашах еле заметно колыхались. Женщина дрожала.

– Хорошо отец. Ты уже понял, что мы здесь надолго, – ни секунды не веря в это протянул Салливан, – а значит будем по доброму. Хороший, трудолюбивый крестьянин всегда найдет чем накормить своих доблестных защитников. Найди мне пару телег, побольше да покрепче, – рыцарь задумчиво загибал пальцы, – найди лошадей, что бы в те телеги запрячь, крепких и выносливых разумеется. Ведь телеги то будут тяжелы, ох тяжелы-ы-ы… Но не переживай. Я вижу у тебя здесь народу то не так много, видать все по лесам разбежались да в погреба попрятались. Ну так ведь мы ребята крепкие, не ленивые. Поможем тебе те телеги то наполнить. Да глядишь и из погребов твоих трусоватых земляков повыковыриваем, что бы тоже подсобили.