- Ты вот что, - продолжила Ясна, выкладывая из своей холщовой сумки снадобья. - Приходи ко мне, как отлежишься. Дорогу к дому моей здесь любой покажет.
- Зачем это?
Ясна сощурилась:
- А много спрашивать будешь, вовсе ничего не скажу. Приходи и все.
Заряна, хоть и косилась на меня, но отвар Ясны по всем правилам заварила, и выпить всю чашу заставила. Я и кривилась, и морщилась, и чуть не плевалась - горечь та еще оказалась - а все же пила.
Рука настойчиво ныла, обложенная какими-то мазями и кореньями. Знахарка говорила, что первые боль снимают, а вторые хворь оттягивают и опухнуть не дают. Не знаю я про хворь, а ноет знатно. И не повернуться с лубком, и не почесаться как следует.
День клонился к вечеру, когда я поняла, что лежать и смотреть в потолок невозможно. Ясна вроде бы заговоры свои надо мной читала, чего-то руками водила. Видать, сильная она ведунья. Авось ничего не случится, если встану.
Аккуратно, стараясь не тревожить больную руку, я приподнялась на локте и села. Волосы, вольно растрепавшиеся из косы, вились по моим плечами рыжими змеями. Собирать их нет резона с одной-то рукой.
За окном виделись последние лучи заката. Эх, хорошо, наверное, там. Свежо, сверчки затянули свои песни, а в воздухе витает тот самый волшебный дух вечера. Часы заката самые любимые. В них таится какая-то древняя волшба, неуловимое и немыслимое что-то. Мнится, выйдешь за порог, а там чудеса, сказания. Ну как в такой вечер сидеть взаперти?
Голова закружилась, и я минуту помедлила, собираясь с силами. После уперлась рукой и встала.
- И чего удумала? - раздался голос Заряны.
Я подняла голову, сдула с лица непокорную прядь и вздохнула.
- Ясна лежать два дня велела, - твердо произнесла хозяйка. - Не хватало мне еще с тобой потом возиться, вдруг приключится что.
Она стояла в дверях, держа подмышкой подушку, и смотрела на меня совсем недобро.
Я выпрямилась, и по привычке чуть было не уперла руки в бока.
- А, думаете, мне тут по нраву лежать? Да я бы уже на полпути в Трайту была.
- И кто же держит? - не отступала Заряна. - На себя-то посмотри! Куда тебе в Трайту? Или, думаешь, там своих калек мало?
Я вспыхнула. Это я-то калека? Да как... Да кто... Да как она вообще может!
- Ты вот что, девка, - Заряна решительно шагнула ко мне, бросила подушку на кровать, а после взяла за плечи. - Не дури, ложись давай.
- Не могу я дольше лежать!
Заряна удивленно посмотрела на меня, сдвинула черные соболиные брови и чуть назад подалась.
- И кто ж тебя воспитывал только? Хозяйке дома и знахарке перечить?
- Не перечу я вам. Просто мочи нет лежать, на воздух хочу выйти, прохлады дохнуть.
Заряна о чем-то подумала, внимательно разглядывая меня, а после усмехнулась.
- Идти-то сможешь, горемычная?
Я кивнула.
- Негоже бы тебе растрепанной идти, - покачала головой женщина. - Давай, косу что ли заплету.
Пальцы у Заряны были ловкие и быстрые. Мою гриву она вмиг расчесала и аккуратно сплела. Обе мы не слишком рады были такой работе, но обе и стерпели.
Сказано, бывают люди, которых и не знаешь, а уж лучше бы и не знал. Вот со мной так. Не знала я Заряну и знать не хотела бы. Не любит она меня, а я ее. За что - сама не скажу.
Заплела хозяйка мне косу и пошли мы на двор. Я первая, она позади, чтобы в случай чего не дать мне свалиться. Мнилось мне, что будь Заряна змеем крылатым, сожрала бы меня с косточками, да даже б не жарила. Так и чую, как смотрит в спину ненавидящим взором... И чего я ей не по душе?
Еще в сенях услышала я печальный голос флейты. С улицы долетал он, нежный и ласковый. И на душе от него так грустно и легко становилось, будто взмахнешь руками и полетишь.
Свежий вечерний воздух сразу ударил в голову. Я схватилась за перила, чтобы не упасть.
- Чего с тобой? Давай назад отведу, - всполошилась Заряна.
- Нет, - мотнула головой я.
Она громко чмыхнула и махнула рукой. Чего с девкой упрямой спорить?
Через минут головокружение прошло, и я ощутила запах дыма. Вечерами часто зажигают костры. Люди собираются вокруг них, чтобы поговорить, вспомнить былое, обсудить грядущее, отдать дань предкам.
Огонь всегда объединяет своим теплом, собирает вокруг себя, дарит защиту и завораживает. Подумать страшно, как бы жили мы, не зная цвета