— Мне двадцать три, — мрачно сообщила Ирен. — Ты попросил моей руки у отца шесть лет назад. Чем его успокоил. Он ведь боялся, что с таким характером я стану браком на рынке невест. Хотя нет, меня бы взяли замуж, хотя бы ради того, чтобы породниться с семьей Ковальских. Но могли пойти слухи, что дочь Вацлава абсолютно не умеет вести себя.

— Они уже вовсю идут, — заметил Хан. — Сплетники, правда, втянули языки в задницы, когда мы с тобой обручились. Но я не понимаю — в чем проблема?

Ирен несколько нервно отхлебнула чаю. Кажется, опьянение еще не до конца ее оставило. Плюс Хан отметил, как у названой сестры дрожат пальцы.

— Ты помнишь, зачем предложил мне выйти за тебя?

— Спасал мою любименькую сестренку от лап чужого мужика. Твой скандал на тему «Не пойду замуж без любви» запомнила вся семья. Вацлав тогда едва тебя не выпорол!

Ирен поежилась и неожиданно рявкнула:

— Я бы ему руку сломала!

— Молчи, — мигом посуровел Хан. — Я против того, чтобы поднимать руку на женщину, но ты его из себя вывела истериками. Я все понимаю: гормоны, максимализм, но это было чересчур. Мы потому с тобой и договорились: делаю тебе предложение, все успокаиваются, и всем хорошо.

— Спасибо тебе за это, — кивнула Ирен, у которой странно блестели глаза. — А ты помнишь, как мы пытались друг в друга влюбиться?

— Кхм, — кашлянул Хан, вспомнив один из самых неловких моментов в своей жизни. Ох уж эти женщины. Ирен тогда первой пришло в голову, что им надо поцеловаться. А он, дурак, поддержал. Между ними тогда пыталась зародиться какая-то другая симпатия, не только дружеская. У Хана зашкаливал тестостерон, Ирен вдруг заметила, что ее друг детства превратился в весьма привлекательного парня. Была весна, каникулы, воздух пах цветами, которые в огромном количестве разводила мать Богдана и Ирен…

— Кажется, я показывал фотки с наших каникул в Италии? Тебя туда не отпустили.

— Меня наказали за попытку удрать из школы. Фу, как вспомню эти стены, темную форму, так передергивает. Кстати, ты первый полез целоваться!

— Не ври! — возмутился Хан. Он отлично помнил тот день. Они с Ирен сидели в глубине роскошного сада в изящной беседке и болтали ни о чем. Да, смотрели фотографии с каникул, хохотали, а потом вдруг Ирен подвинулась совсем близко и подняла взгляд.

Хан тогда заметил, какая хорошенькая у него подруга детства, практически сестра. А теперь уже и невеста. Последнее, правда, он воспринимал как забавную шутку. И радовался, что Ирен не будет мучиться в браке с нелюбимым.

Взгляды их тогда встретились, Ирен чуть прикусила губу и первой потянулась к Хану. Витающая между ними легкая, как весенний ветерок, симпатия сделала свое дело.

Уже после Хан понял, что это был едва ли не самый целомудренный поцелуй в его жизни. Они просто соприкоснулись губами и замерли.

Внутри ничего не дрогнуло, разве что появилось ощущение неправильности. Причем, кажется, у обоих. Потому что Ирен отпрянула и поспешно заговорила о том, что безумно хочет посетить Италию, а Хан также поспешно подхватил беседу.

Больше они не целовались. Разве что в щеку.

— Что ты кашляешь? — прищурилась Ирен. — Вспомнил?

— Вспомнил, — проворчал Хан. — С чего тебя на ностальгию потянуло?

— Милый, мы даже поцеловаться не смогли. А муж с женой спят в одной постели, плюс, не забывай, папочке нужны внуки. Обязательное условие замужества. Ты же знаешь, сколько меня гоняли по врачам, прежде чем сказали, что я здорова и у меня будут отличные дети.

Хан в этот момент как раз решил глотнуть чаю. Обычная выдержка ему изменила, и Инквизитор выплюнул чай на светлый пол и частично на свои брюки. Ладно хоть чашку не уронил.

— Внуки? — переспросил осторожно.

— Именно. Дети. Цветы жизни. Милые, забавные и писающие в постель.

Хан прямо кожей почувствовал, как его охватывает липкая и неприятная паника. Он осел! С этой работой совсем упустил некоторые моменты.

Он едва заметно сглотнул и перевел взгляд на Ирен. А та вдруг резко встала и распахнула халат, открывая практически идеальную фигуру с высокой грудью и тонкой талией.

Хан отвернулся так быстро, как смог. Показалось неприличным разглядывать ту, которую давно считал сестрой.

И в ответ раздался горький смех:

— Вот видишь, ты даже смотреть на меня стесняешься. Ты! У которого девчонок больше, чем листьев на дереве! И какая из нас семья? Хан, мне двадцать три, я девственница. И время идет. Я же… я превращаюсь в сушеный банан!

Хан пробормотал латинское ругательство. Но ругать он мог исключительно себя. Идиот. Трижды идиот, что до сих пор относился так беззаботно к возможной женитьбе. Не подумал, каково будет лечь с Ирен в постель.