бы несомненно потерял ее.
Катрина обладала той нетривиальной гипнотизирующей красотой, какой так часто обладают люди смешанных кровей. Ее мать была вьетнамкой и когда-то прибыла в Прагу из Ханоя по программе культурного обмена. А отец – чешским промышленником, предки которого сколотили состояние на серебряных рудниках в Кутна Гора. От отца-чеха Катрина унаследовала европейский тип внешности и светлую, как фарфор, кожу, а от матери – маленький рост, блестящие черные волосы и восточный разрез глаз. От кого из них она унаследовала сумасшедшее упорство, а от кого – дьявольскую чувственность, – теперь останется загадкой.
Не скажу, что мои родители пришли в восторг, когда узнали, что я встречаюсь с обычной девушкой. Они скорее предпочли бы Эланоидес или кого- нибудь еще из десульторов.
– Лучше иметь рядом с собой человека, который… будет в теме, – настаивала мама в очередном телефонном разговоре. – Сейчас это, может быть, не очевидно, но со временем ты поймешь. Особенно когда дело дойдет до семейной жизни и детей.
На таких моментах я едва не фыркал.
– С чего вы решили, что дело дойдет до брака?
– А, ну если у вас все не очень серьезно, то ладно.
– У нас серьезно, – возражал я.
– О боже, Крис, не морочь мне голову! Серьезно, но без мыслей о браке? Так не бывает.
– Аджайя! – возмущается где-то на заднем фоне отец. – Парню всего двадцать лет, оставь его в покое, пусть траха… живет с кем хочет, пока с телом везет. Сынок, как там твоя шея?
Кор тоже узнал о Катрине. Трудно держать что-либо в секрете, когда брат ошивается в том же университете. Как-то мы поужинали вчетвером: я, Катрина, Кор и его подружка, чье имя я так и не запомнил. Кор весь вечер не сводил с Катрины глаз, разглядывая ее с каким-то едва ли не научным интересом, а когда девчонки вместе ушли в уборную, сказал мне:
– Обалдеть. Как тебе удалось довести ее до такой стадии?
– Что? – переспросил я.
– У нее Инсанья к тебе. И в очень запущенной стадии. Только не говори, что ты не заметил.
Я сделал большой глоток виски.
– У нас прекрасные отношения, но не думаю, что она
Кор расхохотался так, что едва не свалился со стула.
– Ты слепой, вот что. Хочешь сказать, что она не смотрит на тебя вот так? – Кор придвигает свое лицо поближе и таращится на меня, не мигая, как кобра. – Или хочешь сказать, что она не трахается с тобой так отчаянно, как будто она под дозой экстази? Не ведет себя странно, не ходит за тобой по пятам, не ютится у тебя на руках, как ребенок, все свободное время?
Мне нечего сказать, я сижу, потрясенный этим новым предположением.
– Понаблюдай за ней, это безумно интересно, fra, – подмигивает Кор. – Инсанья у тебя прямо под носом, так близко, что можно разрезать на предметном стекле на тонкие слои и рассмотреть в микроскоп. Оно стоит того.
Кор улыбается в рыжую бороду. Могу поспорить, точно такая же улыбка была на устах Змея-искусителя в тот момент, когда он предложил Еве яблоко.
Я был сам не свой остаток вечера. Мы с Катриной вернулись домой, уставшие и немного пьяные. Я пошел за ней в душевую и наблюдал, как она моет шампунем свои восхитительные волосы. Пена текла по ее обнаженной груди.
– Ты влюблена в меня? – спросил я.
– Подожди, ничего не слышу, – она еще минутку поторчала под горячими струями, потом выключила воду и завернулась в полотенце.
– Ты влюблена в меня?
Катрина застыла на месте, обдумывая вопрос.
«Не знаю, а что?» или «ну и вопросы на ночь глядя…» – я ожидал чего-то этакого. Вместо этого она молча вытерла волосы, повесила полотенце на крючок, прижалась ко мне как-то особенно беззащитно и ответила:
– По уши.
В ту ночь мы не спали. Я признался ей, что никогда никого не любил и не уверен, что смогу. Катрина приняла эту откровенность спокойно, без истерик. Даже с каким-то энтузиазмом.
– Ничего страшного. Моей любви хватит на нас обоих.