– Даже не думай! – вскочила Элли, раскинув руки.
Я размахнулся и… моя рука со снежком застыла на полпути. С серого неба вниз спикировало что-то пестрое. Эланоидес вскрикнула и замерла на месте: перед ней на снегу сидела дикая утка и неловко переминалась с лапки на лапку. Потом наконец осмелела, подошла к Элли и уселась прямо в ногах. Вслед за первой уткой с неба спикировала еще одна и заковыляла к первой. Эланоидес закусила губу и подняла на меня полные слез глаза.
– Крис, – позвала она как-то жалобно.
Я подошел к ней, ботинком отодвинул уток в сторону – те смешно отбежали, быстро перебирая оранжевыми лапками, – и обхватил Эланоидес руками. Ее всю трясло от волнения.
– Крис, у меня такое чувство, что я не вернусь в школу после каникул.
– Не говори ерунды.
– Я меняюсь, и птицы стали чувствовать это. Меня выбросит еще до Рождества, ощущаю каким-то шестым чувством…
Утки снова подбежали к нам и стали вертеться вокруг, оставляя на снегу следы лапок. Остальные ребята-десульторы забыли об играх и стояли вокруг, глядя на Элли во все глаза.
– Прочь! – я вспугнул утку, та отскочила, разбежалась и взвилась в заснеженное небо, вторая дернула за ней следом, развернув пестрые крылья. Элли плакала у меня на груди, снег крохотными звездочками падал на ее волосы.
Скоро за мной приехал иссиня-черный «мазерати» моего отца, а за Эланоидес – «порше» ее родителей. Я вернулся в Лугано, Элли – в Лозанну. Мы не виделись, но перезванивались чуть ли не каждый день. Она успокоилась, и ее голос звучал даже весело. Накануне Рождества я набрал ее номер снова, и отец Эланоидес поставил меня в известность, что Элли наконец «ушла в прыжок». Ее тело доставлено в клинику для поддерживающей терапии. А агенты Уайдбека наготове и ждут звонка от нее.
– Как это произошло? – спросил я.
– Элли обожгла руку, когда доставала выпечку из духовки. Ничего серьезного, но для прыжка хватило.
«Эланоидес сделала звонок, и с ней все в порядке», – вот все, чего мне удалось добиться от родителей.
– Где она сейчас? В какой стране? В каком состоянии? – пытался узнать я, но везде натыкался на прямо-таки Великую Китайскую стену. Уайдбек все держал в секрете. Кого будут вытаскивать и откуда – знали только генеральный, родители и агенты. Ладно, в конце концов я хотя бы знал, что она в надежных руках.
Потом я снова поехал в школу десульторов и попытался сосредоточиться на учебе. Иногда я звонил Эланоидес домой и пытался выяснить, где она и что с ней, но на мои вопросы ее родня отвечала крайне неохотно. Потом ее предки перестали говорить со мной вообще, а трубку начала снимать экономка – некая мадам Дюпри. Дюпри не то чтобы с радостью отвечала на мои вопросы, но она по крайней мере не бросала трубку. Наконец, месяца два спустя мне удалось добиться от нее, что Эланоидес дома, что с ней все хорошо, но та сама не хочет видеть меня.
– Почему она скрывается от меня? Мы были хорошими друзьями, – возмущаюсь я.
– Мне кажется, мадемуазель еще не вполне привыкла к своему новому телу.
– И что? Она собирается сидеть в своем доме целых три года?
– Да она вовсе не сидит, она ходит в кино и по магазинам, и…
– Ходит по магазинам? – тупо переспросил я.
– Да, вчера она купила чудное платье от Валентино…
– Платье, значит? – я прикрыл глаза в состоянии полного бешенства. – Я таки привезу ей утку, так ей и передай. Скажи ей, что звонил Кристиан и он был просто в ярости от того, что этот мерзавец Валентино может видеть ее, а Крис – нет.
На том конце провода воцарилась тишина, а потом раздался взрыв хриплого смеха: мадам Дюпри хохотала так, что уши закладывало. А потом гогот в трубке прекратился, экономка откашлялась и сказала:
– Не смею перечить вам… Ваша светлость.
Я застыл на месте, как громом пораженный.
– Элли? – потрясенно пробормотал я.
– Крис, – тихо отозвалась Дюпри.
– Я хочу увидеть тебя. Мне плевать, в какое тело тебя закинуло и что ты там себе напридумывала.
– Захвати бутылку вермута.
Я не считал себя впечатлительным малым. Я знал, как бы Элли ни выглядела – это по-прежнему она. И еще я знал, что я обниму ее, как только увижу. И точка. Но когда дверь дома Эланоидес открылась и передо мной возникла высокая сорокалетняя женщина – я на мгновение растерялся. Всего на мгновение, но мои мысли пришли в полный разброд. Я не смог заставить свои руки подняться и обхватить эту незнакомку, которая годилась мне в матери. Я не смог и тут же возненавидел себя за это.
– Ваша светлость, – сказала женщина тем самым голосом, который я слышал в трубке телефона.