– Да-да, ты же промокла насквозь, – недовольно начал он, выкручивая температуру кондиционера на максимум. – Едем спасать мать, а по дороге угробим дочку, раздевайся.
– Что? – пискнула я.
– Ну или сиди мокрая, но тогда замерзнешь и заболеешь.
– На себя посмотри, – парировала я.
Он достал из-за сиденья тонкий свитер, который, видимо, приберег для себя, и протянул мне.
– Переодевайся.
– Нет, моя футболка скоро высохнет, – уперлась я.
– Даже не спорь, – отрезал он.
– И вообще, с чего вдруг такая забота? Интересно послушать.
– Интересно послушать, с какой такой стати ты понеслась за мной следом. Я же просил тебя оставаться…
– Волновалась за тебя! – вдруг выскочило из моего рта. Ох, если бы слова можно было проглотить обратно, я бы непременно это сделала.
В салоне повисла тишина.
– Вот и я волнуюсь за тебя, – сказал он и снова протянул мне свитер.
Я взяла его и замерла, медленно переваривая сказанное. Как мало мне иногда нужно для головокружения. Волнуется за меня, кто бы мог подумать.
Я начала стаскивать куртку и футболку и впервые в жизни пожалела, что не ношу лифчик. Я развернулась к Феликсу спиной и быстренько нырнула в свитер. Ткань, казалось, была сделана из шерсти молочных ягнят или даже… перьев новорожденных ангелов. Интересно, что это. Какой-нибудь кашемир? Как необычно было ощущать на себе чужую одежду. Более того – одежду парня.
Феликс смотрел в сторону, на фельдшеров, суетящихся за пеленой дождя, а потом начал стягивать мокрую футболку, подняв над головой руки. Я отвернулась, хотя, к моему стыду, это далось мне нелегко. Двух секунд созерцания его обнаженного торса мне было достаточно, чтобы впасть в ступор и начисто забыть о непогоде, о катастрофе, о наших пререканиях… я терпеть не могла женские романы и их героинь за ту пугающую легкость, с которой они теряли голову перед своими ухажерами. Их яичники всегда брали верх над головой и разумом. Последний женский роман, который всучила мне Ида, полетел в дальний угол после фразы «Она увидела, как он, по пояс голый, рубил дрова, и чуть не умерла от желания…». Но те чувства, что я испытала в тот момент, когда Феликс поднял вверх руки, стаскивая с себя промокшую футболку, настолько походили на чувства книжных героинь, что я тут же серьезно пала в собственных глазах. «Лика Вернер, что с тобой?» – мысленно отчитала я себя. И – не смогла найти ни одного убедительного ответа.
Посмейся мне еще.
Интересно, все люди разговаривают в мыслях сами с собой, или мне пора на обследование?
Феликс набросил на себя куртку, которую, в отличие от меня, предусмотрительно оставил в машине.
– Тепло? – спросил он.
– Угу, – кивнула я, балдея от обволакивающей меня теплоты и мягкости. – Так что там произошло? Есть жертвы?
Феликс помолчал, разглядывая узор капель на стекле.
– Хочешь узнать еще одну фразу на латыни?
Я перестала трясти волосами перед струей теплого воздуха из кондиционера. Какое неожиданное предложение.
– Давай, – кивнула я.
– Amantes sunt amentes. «Влюбленные – безумные», если перевести на твой язык… Представь, на латыни эти два слова отличаются всего одной буквой.
И он снова ушел в себя – туда, куда мне не было дороги.
В начале десятого наша «ауди» взметнула пыль возле кирпичного забора моего дома. Я распахнула дверь и вышла из машины.
– Идем, – позвала я. – Вот это твой дом. Ты здесь вырос.
Пока я открывала решетчатые ворота, он захлопнул дверь машины и подошел ко мне, разглядывая дом. И тогда я, неизвестно откуда набравшись смелости, взяла его за руку и повела за собой.
Кажется, я впервые прикоснулась к Феликсу, не мечтая при этом нанести ему тяжелые телесные повреждения. Эта мысль была смешной, волнующей и восхитительной одновременно. Его ладонь была расслабленной и теплой – такой, что я испытала смущение за свои тонкие, вечно холодные пальцы.
Я вела Феликса за руку и не могла отделаться от мысли, что именно так я бы вела к родителям своего жениха. А потом мы бы долго болтали за бутылкой вина, смеялись и делились планами на будущее. Чудесно, но не в этот раз…
