Я перевела глаза на Криса, и мое сердце больно сжалось: он стоял в десятке метров от меня, по его лицу текла кровь, на его рубашке расцветали алые разводы, а в глазах полыхала страшная, лютая ярость. Только сейчас до меня дошло, какой эффект произвел на него мой спектакль: он не догадался, что это я. Он подумал, что мне в самом деле сделали инъекцию! Господи милосердный… Меня пошатнуло, я присела и неуклюже слезла с капота, чтобы не упасть. И в этот момент Крис сорвался с места и молнией рванул ко мне. Время словно замедлилось и стало вязким, как клейстер. «Сейчас он убьет меня, он убьет меня, боже, прочь из этого тела, прочь,
Мне показалось, что в меня врезался и подмял под себя поезд. Мое тело словно расплющило по поверхности, челюсть взлетела от сокрушающего удара, а в ребра врезался твердый, словно отлитый из металла, кулак. Последнее, что я почувствовала, падая на землю, – боль в затылке, ударившемся оземь, и, пожалуй, эта боль была самой мягкой из всего того, что я ощущала.
Я очнулась в своем родном теле и, едва живая от боли, свернулась калачиком. Болело все: голова и живот, руки и ноги. Меня всю – от затылка до кончиков пальцев на ногах – словно разрезали на тонкие полоски. Неужели боли бывает так много… Чьи-то руки подняли меня в воздух и вынули из машины, как пекарь достает из духовки хлеб.
– Лика! – ласковая ладонь на моем лице. Ныряет в мои волосы, гладит по шее.
– Прости меня, я не смог, – сдавленным голосом шепчет мне Крис, я чувствую поцелуй на своем лбу.
«Нет! У нас получилось! Это все – просто представление!» – пытаюсь сказать я, но изо рта не выходит ни звука.
– Альцедо, ее нужно в госпиталь, где твоя машина?
– Хорошо, сейчас.
– Болит еще что-то, кроме ноги, да? Если не можешь говорить, то покажи мне… Лика! Ну же…
«Нога? А что с моей ногой?»
Пелена тумана начала медленно растворяться. Я наконец увидела очертания любимого лица, склоненного надо мной.
– Проклятье, – выругался Крис.
Теперь я видела выражение его лица: отчаяние и шок. Я заерзала, протягивая к нему руки.
– Детка, постарайся не двигаться, – послышался голос Изабеллы. – У тебя сломано ребро.
Ребро?
– Как у нее может быть сломано ребро, если она все это время сидела в машине и не вылезала оттуда? – изумилась Изабелла.
Крис смотрел на меня, сдвинув брови. Потом вдруг исчез из моего поля зрения, но тут же вернулся.
– Лика… О небо! – выдохнул он потрясенно. – Я же просил тебя не выходить из машины!
– Я не выходила, – шепотом ответила я, не в силах сдержать вымученную улыбку. – Я просто… совсем на минуточку… вылетела.
Изабелла переводила взгляд с меня на Криса и обратно.
– Перо мне в задницу! – воскликнула она. – У Асио тоже сломано десятое слева!
Крис ничего не ответил. Казалось, на него напало какое-то странное пугающее оцепенение. Я попыталась привстать, чтобы обнять его, но новый взрыв боли помешал мне сделать это. На глаза навернулись слезы.
– Пожалуйста, не двигайся, – взмолился Крис, но его голос показался мне таким тихим, как будто он говорил это с другого берега реки. Тихий, еще тише…
На этот раз мое сознание не вылетело прочь, а просто погасло. Ушло в то место, куда во время обморока уходит сознание обычных людей. Когда я открыла глаза, то обнаружила себя лежащей в кровати. Красивая комната в светло-золотистых тонах, огромное окно, затянутое жалюзи, букет белых цветов на прикроватном столике… Я не заметила ни единого источника света, но в комнате не было темно. Это место очень мало походило на клинику, но тем не менее это была она. Только в больницах так бело, стерильно и тихо. Я пошевелилась, мысленно приготовившись к новым всплескам боли, но боли не последовало. Наверное, накачали обезболивающим…
– Привет.
Я повернула голову и встретилась взглядом с Крисом. Он сидел в кресле совсем рядом, уныло опустив плечи. Боже, что они с ним сделали… Рассеченная бровь, синяки – не слишком много, но лучше бы вообще без них, разбитые костяшки пальцев…