— Мы так можем далеко зайти с этими аллегориями.
— Вы никогда не признаете во мне ученого, я это поняла. Правда, я рассчитывала, что смогу убедить вас в обратном до… до вчерашнего. Теперь я знаю, что убедить вас у меня не получится, и я сдаюсь.
— Сдаешься, значит? — Такер потянулся за ручкой и, не медля, подписал заявление. — Надеюсь, ты найдешь себя, Лессон.
— Я не отступаюсь от науки, — произнесла я в ответ. — Я просто уезжаю от вас.
И мы попрощались на этом.
Телефон разрывался.
Впервые я спала так крепко, что не сразу услышала. Нащупав трубку, я поднесла ее к уху, и раздался металлический голос: «Соединение с Каптикой». Щелкнув выключателем лампы, я сощурилась от резкого света и запустила пальцы в спутавшуюся челку.
Господи, и кто звонит мне так поздно? Третий час ночи?
— Лимма?
— Ба, — протянула я сокрушенно. — Боже, у нас разница во времени… Ты бы…
— Лимма, твоя мать умерла. Через два дня будут похороны. Если купишь билет сегодня, то успеешь.
В трубке послышались гудки, и я резко села в постели. Сон как рукой сняло.
Еще несколько секунд я сидела, пытаясь понять, был ли этот разговор наяву или пригрезился мне? Может, это просто ночной кошмар? Могла ли моя бабка быть настолько хладнокровной, чтобы сказать мне все это без эмоций, а затем положить трубку?
Нет, это определенно сон. Ужасный, мрачный и такой реалистичный.
Ба была обижена на меня из-за того, что я уехала, но разве она могла быть так жестока, что даже не захотела поговорить дольше и утешить меня?
Или могла?
Я набрала ее номер, который оказался отключен, затем заказала разговор с Каптикой через станцию, но вновь ничего — дома никто не подходил к телефону.
Меня медленно пожирал страх неопределенности. Я не желала верить, что этот ночной разговор состоялся на самом деле.
Я набрала Ниллу, которая оказалась на лекциях и обещала мне перезвонить, как только прояснит ситуацию. Она успокаивала меня, как могла, но страх неизбежной правды уже зародился в душе.
Два часа ожидания — жуткая пытка.
Знаете, о чем думает человек в ожидании апокалипсиса? Он думает о неиспользованных возможностях и о том, где ошибся. Я бросила семью в погоне за амбициями, которые осыпались, как осколки кривого зеркала. Для чего все это было? И ради кого?
Когда, наконец, зазвонил телефон, мое сердце перестало биться.
— Лимма, я… — подавленный голос Ниллы был ответом на все вопросы. — Мне очень жаль… ты только держись, ладно? Я была у тебя… у Дейны. Твоя мать скончалась утром… Она… она просто не проснулась. Лимма, ты слышишь? Лимма?
И это тоже мне снится. Я застряла в каком-то чудовищном кошмаре.
Я ведь даже не почувствовала ее уход. Все было, как обычно. И я до сих пор не чувствую. Я не могу поверить. Смириться.
Все из-за того, что я уехала. Я посмела поверить, что могу работать с Такером. Но ведь это ложь, и я знала о ней с самого начала.
Все шло кругом.
Я не могла плакать, хотя хотела. Очень хотела…
Меня словно опустили под воду, да так глубоко, что давление грозило разорвать голову.
Я что-то надевала на себя. Зачем? Просто потому, что я должна была выйти из комнаты. Мне нужно было уйти… сейчас же уйти подальше от телефона! Подальше от того места, где мне сообщили о смерти матери.
Снег сверкал в свете фонарей, а воздух обжигал морозом. Небо было темным, сияли звезды. Снежная сказка.
Под ногами хрустит наст.
Дышу раскрытым ртом, а затем падаю на колени в снег, погружаю в него пальцы, сжимаю кулаки. На душе так горько, что хочется выть.
Опустошенность.
Я просто ложусь калачиком и гляжу на искрящийся хрусталь перед собой. И мне не холодно, несмотря на то, что я ситайка, а морозы в Вейсмунде крепкие.
Я знала, что этот день настанет, но все равно оказалась не готова. Впрочем, разве можно подготовиться к подобному?
Мое дыхание становится хриплым, а пальцы на руках красными от стужи. Я продолжаю скрести ими снег, чувствуя тугую боль.
От здания общежития до лаборатории не больше ста метров. Надеюсь, никто из сотрудников не задержался допоздна, и никто из них не увидит