Среди них нашли себе место «Камчатка» и «Ксения», шлюпки с которых курсировали между поврежденными кораблями, перевозя материалы, рабочих и оборудование.

Едва русские вошли в свою временную базу, Рожественский отправился в обход по своему искалеченному флагману. За ночь в палубах успели навести порядок, насколько это было вообще возможно при таких разрушениях. Смыли копоть, грязь и кровь. Убрали вниз стреляные гильзы, завалившие все палубы, где стояли орудия. Сбитые и закрученные трапы заменили временными деревянными, заделали наиболее опасные и близкие к воде пробоины. Все уцелевшие офицерские каюты (несколько помещений по правому борту), в том числе и каюта адмирала, были отведены для размещения раненых. Сам командующий, как и все офицеры его штаба, за ночь, прошедшую в совещаниях, так и не успел переодеться, и все были сейчас в тех же мундирах, что и в бою, лишь наскоро почищенных и подлатанных денщиками.

Обойдя все отсеки, Зиновий Петрович благодарил офицеров и матросов за службу. Проведал раненых, лежавшего в беспамятстве командира броненосца Игнациуса, выслушал доклад корабельного врача. Даже спустился в дышащие жаром котельные и машинные отделения, где обнял и расцеловал инженер-механика Обнорского и флагманского инженер-механика Стратановича, грязных, что черти, и совершенно валящихся с ног от усталости, как и все их люди.

Обратившись к машинной команде, Рожественский сказал: «Нашим успехом мы в большей степени обязаны вам и артиллеристам! Но если из башен и казематов виден враг, и от этого там легче, несмотря на огонь и смерть от вражеских снарядов, то у вас, в самых недрах корабля, лишь адский жар и смрад от топок и дыма пожаров наверху. Но вы выстояли, несмотря ни на что! Держали пар и обороты на винтах и не дали врагу уйти! Родина не забудет вашего подвига! А я тем более! Спасибо вам, братцы, и мой поклон!» И поклонился. А матросы, измотанные до последней крайности, слушали его, не шевелясь и почти не дыша. Казалось, они готовы были схватить своего адмирала на руки и так и нести его до самого Владивостока, а хоть и до Токио, куда прикажет. Прямо в этом иссеченном осколками и испачканном кровью и копотью мундире, чтоб японцам страшнее было. Здоровенные дядьки, сплошь в угольной пыли, мазуте и копоти, на чьих лицах белели лишь глаза, плакали как дети.

Закончив обход «Князя Суворова», Рожественский приказал штабу отдыхать три часа, а сам вызвал катер и обошел на нем все корабли своей эскадры, благодаря экипажи за службу и лично выслушивая доклады командиров и флагманов, как обычно, делая пометки в блокноте. При этом он в приказном порядке требовал от командиров максимально обеспечить отдых для экипажей, благо наличие при эскадре штатных грузчиков и большая численность экипажей транспортов позволяли освободить измотанные за последние сутки команды кораблей от погрузочных и прочих работ.

Вернувшись на «Суворов» к половине первого, он приказал разбудить его через час и прилег в свое парусиновое кресло, прямо на мостике, и тут же заснул, под грохот и визг грузовых лебедок. Топот сотен каблуков по палубам, издаваемый матросами транспортов и грузчиков, абсолютно его не беспокоил, так же как и большую часть команды, заснувшую прямо на своих постах после обеда с двойной винной порцией. На всех кораблях эскадры стоял жуткий грохот из-за непрекращающихся ни на минуту ремонтных работ.

Проснувшись через час, еще до того, как старший флаг-офицер лейтенант Сверебьев решился его разбудить, адмирал пригласил отобедать с ним и штабом эскадры офицеров броненосца и очень внимательно выслушал все мнения относительно дальнейших действий эскадры, превратив обед в совещание. Мнения высказывались самые разные: от предложения идти в Шанхай или Цындао, для более серьезного ремонта, чтобы потом повторить попытку прорыва, до «попытаться проскочить пролив ночью, отправив транспорты и подбитые корабли в нейтральный порт интернироваться».

В конце ужина командующий поблагодарил офицеров, сказав, что он горд тем, что ему довелось принять вчерашний бой вместе с ними, и, тепло простившись, отбыл на «Орел», назначенный новым флагманом. Этот броненосец пострадал в бою меньше всех. Несмотря на то, что он имел достаточно большие разрушения в надстройках и небронированных частях корпуса, его артиллерия и механизмы не пострадали. Все разрушения сказались лишь на условиях обитаемости на корабле, но это можно было и потерпеть. Подводных повреждений не было, если не считать несколько мелких отсеков, за броневым поясом, затопленных через ослабшие болты. Но самым главным было то, что минерам удалось восстановить сбитые осколками радиоантенны и «Орел», единственный из всех кораблей первого отряда, имел действующий беспроволочный телеграф, что позволяло руководить всей эскадрой.

Едва перебравшись на новое место, вызвали всех флагманов, и штаб продолжил свое совещание. Спорили до хрипоты, приводя всевозможные доводы и рассматривая вопрос со всех сторон.

Однако, после обсуждения всех вариантов, удалось выработать единое мнение, что просто проскочить во Владивосток мало. Слабые ремонтные мощности этого порта не позволят быстро восстановить боеспособность эскадры, а ограниченность запасов угля быстро поставит на прикол большую её часть. В то время как японцы довольно легко смогут исправить свои повреждения и снова получат, на этот раз подавляющее, превосходство.