Я похлопал ладонью по столу.
– Тихо, мы же на Совете или уже нет?.. Думаю, женщин приглашать больше не стоит. Только одна зашла, и то посмотрите на себя! Ладно, на этом заседание прерываем до моего возвращения из соседней империи. Они теперь соседи, помните!
Поднимались из кресел, суровые и сильные, но я при своей подозрительности уже замечаю, как Юг медленно вползает в их суровые души, начиная с мелких украшений в одежде и заканчивая усложненными манерами.
Отцу Дитриху и его команде священников-миссионеров здесь придется очень непросто. Это не дикарям проповедовать Слово Божье, здесь даже часть крестьян грамотная, на веру ничего не принимают, да и как принимать веру тех, кто живет беднее и чуть ли не в дикости?
За день в яркой толпе придворных несколько раз промелькнула внучка Германа Третьего, принцесса Клариссия. Обычно с двумя невзрачными девушками явно незнатного происхождения, насколько в императорский дворец могут быть допущены незнатные или не совсем уж очень знатные, но, как мне показалось, и они стараются не слишком выказывать с нею дружеские отношения, все-таки заложница, не опасно ли как-то сближаться…
Она всякий раз демонстративно отворачивалась, перехватив мой взгляд, я пожимал плечами и шел дальше, наконец начала попадаться чаще и уже совсем на пути, я вежливо кивал и снова шел, занятый разговорами.
Придворные, стараясь угадать мои маршруты, старательно пытаются следовать в кильватере. Аристократичный Альбрехт и суровый неподдающийся моде Норберт помогали инспектировать дворец, в котором еще много комнат заперты, а затем по знаку Норберта им подали оседланных коней, а мне вывели громадного черного арбогастра, прекрасного статью, роскошной гривой и мощной грудью.
– Проедем через центр, – коротко сказал Норберт. – Горожанам надо чаще напоминать, кто в империи хозяин.
Альбрехт сказал кратко:
– Вы правы, сэр Норберт. Вешать надо чаще.
– Так не дают повода.
– Повод найти можно всегда, – сообщил Альбрехт. – А то как-то не совсем нас…
– Уважают?
– Да, – ответил он. – Эти снисходительные усмешки даже от каких-то булочников…
– Это не повод, – ответил Норберт строго. – Но вы правы, атмосфера мне очень не нравится. Не знаю, как наш сэр Ричард…
– Мне еще больше не нравится, – отрезал я. – Но всю империю не повесить, хотя и хочется.
Несколько всадников тут же молча двинулись следом, город громаден, мы проехали через центральную часть, что сама по себе крупный город, так называемый Старый, проверили многочисленные службы, как и должно быть в столице огромной империи.
У городской управы встретили Паланта с десятком всадников, помогает сэру Рокгаллеру удерживать в городе порядок. Местная охрана не справляется с горожанами, для которых железная рука Скагеррака исчезла, а новой так и не появилось.
Альбрехт, выслушав жалобы Паланта, сказал мне тихо:
– Я же говорил, нас всерьез не воспринимают.
– Мало вешаем?
– Дело не в виселицах, – шепнул он. – Да вы и сами знаете, сэр Ричард.
Я скривился, Альбрехт раньше другие замечает, что происходит в обществе, а здесь, понятно, никак не могут примириться с мыслью, что люди явно ниже их по уровню и развитию, имеют какое-то право командовать и отдавать распоряжения.
– Крепитесь, Палант, – сказал я. – Выстоим.
Он сказал с горькой обидой:
– Ваше величество! Горожане словно бы не замечают, что мы их спасли!.. Конечно, про себя рады, но нам хотя бы спасибо!
Я кивнул в сторону Альбрехта.
– Вон герцог Гуммельсберг уже все понял. Ему такое тоже не ндравится, но понял. Даже терпит.
Палант с надеждой повернулся к Альбрехту, тот с высокомерием поморщил нос.
– А что непонятного? Они аристократы, не заметил?.. По их мнению, их спасти мог только другой аристократ. А мы с вами, дорогой сэр Палант, нечто вроде мужиков из хлева.
– Ну уж из хлева?
– Хорошо, из овина, – согласился Альбрехт. – Как признать, что аристократы сдались с появлением Багровой Звезды, а простые мужики проявили больше отваги и мужества?
– Мы не мужики!
Альбрехт посмотрел на него с сожалением и снисходительной насмешкой.
– В сравнении с ними еще какие. Вот и делают вид, что оно как-то само.