– Еще бы, – ответил я горько, – всегда ищут худшее объяснение.
– А благородные мотивы не всем свойственны, – напомнила она. – А кому и свойственны, те их быстро душат, чтобы не быть в числе проигравших и, что гораздо хуже, смешных.
– Спасибо за понимание, – сказал я. – Вы настолько умная женщина…
Она договорила с той же милой улыбкой:
– …что сегодня будете с Мишеллой?..
– Нет-нет, – запротестовал я. – С Мишеллой тоже можно поговорить в постели, но с вами интереснее. В общем, когда в качестве аргумента использую мощь Багровой Звезды, для меня это равносильно признанию поражения.
Улыбка исчезла с ее лица, она произнесла трезвым и очень серьезным голосом, от которого пахнуло холодом и неприятностями:
– Скагеррак сильнее Германа Третьего. Изощреннее, постоянно думает как над своей безопасностью, так и над усилением личной власти. Вы уже знаете, он всячески старался распространить свое влияние на другие империи?
Я буркнул:
– Есть правители, которые не могут смириться, что не они правят миром. Но, признаюсь, мы не готовы к встрече. Одна надежда, что не выпустим контроль над ситуацией из рук, как по дурости получилось с Германом.
Она слушала, улыбаясь несколько загадочно, я умолк и взглянул с вопросом в глазах.
– Ваше величество, – сказала она легко, – я счастлива, что постоянно думаете о важнейшем, а не погрязаете в утехах, как поступили бы очень многие на вашем месте… Что вы думаете о взаимоотношениях с Тимберширом, Огилем и Краланисом Грозным?
Я поинтересовался с настороженностью:
– А они хто?
– Императоры, – ответила она с затаенной улыбкой, – и, что важнее, ваши соседи. Еще важнее, у Скагеррака с ними особые отношения. Есть еще императоры Купругельд, Ходонергер и Незра, правят в Ярборейской империи и Великой Империи Небесной Воли, но они далеко, потому с ними проще… Продолжать?
Я кивнул, но, спохватившись, прервал:
– Сейчас приму военачальников, вернулись из дальних королевств, а потом…
Она торопливо поднялась.
– Мне уйти или подождать?
– Подождите, – ответил я. – Это не займет много времени, у военных длинные рассуждения не приветствуются.
– Учту, – сказала она и улыбнулась, чтобы я мог расценить как шутку, но и как готовность не пускаться в долгие рассуждения.
Глава 13
Во втором зале заметил беседующего в кругу местной знати Альбрехта. Слушают внимательно, даже подобострастно, уже заметили, что пользуется особым доверием императора-завоевателя.
Мне кажется, он из наших первым, даже опередив молодого Паланта, начал носить жюс-о-кор, камзол из самой дорогой парчи, к тому же украшен всевозможными вышивками, золотыми лентами, с огромными золотыми пуговицами, манжеты рукавов по моде отворачивает чуть ли не до локтей, чтобы явить взорам белоснежные кружева в несколько рядов, и вообще по-прежнему остается для нашей молодежи образцом шика, блеска и всевозможной изысканной утонченности, хотя брюки по северной моде из плотной ткани заправлены в настоящие сапоги, путь даже из хорошо выделанной кожи.
Возможно, еще и потому местные аристократы тянутся к нему, чувствуя такого же аристократа до мозга костей. Даже то, что Альбрехт хотя бы на пару часов надевает позолоченную кирасу, выглядит особым шиком, так как носит золотой пояс с подвешенным кинжалом.
В империи Скагеррака повторяется то же самое, что и в империи Германа: все население в городах, где останавливаются багеры, да еще в селах вокруг, а еще в городах и селах, которые очень хорошо видно с багеров, но где отсутствуют причальные пирамиды.
Палант наивно поинтересовался, почему императорские войска не сбрасывают на дома таких бунтовщиков тяжелые камни с багеров, сразу бы привели в чувство, Альбрехт на это поморщился и сухо заметил, что местные давно приняли меры, отодвинув города в сторону, никаким камнем не добросить.
Норберт поглядывал с ожиданием, но ничего не спрашивал, Альбрехт же поинтересовался с сочувствием:
– Сэр Ричард… вы обещали быть у Германа?
Я вздохнул.
– Помню. Мне кажется, просто оттягиваю неприятный разговор.
– Почему неприятный? – спросил он с интересом. – Напротив! Поторжествовать, покуражиться, походить гордой птицей, распушив хвост… У вас все козыри!
– Так и собирался, – признался я, – приказ явиться был просто оскорбительный.
– Так чего же?