Авалдр любил пошутить, когда видел Кетуру, а теперь перед ним собралась еще и публика.
– Что же ты возьмешь в качестве оплаты? Этот прилавок? Или, может быть, мои ботинки?
– Не надо драматизировать, Авалдр. У меня припасен отличный ясень, но, если тебе не надо – всегда найдется Бьяркан или Пармес.
– Только не теперь, когда Ульфа ушел на войну, – лукаво ответил Авалдр, имея в виду легион, в котором служили его конкуренты.
Кетура развеселилась.
– Это древесина, Авалдр. С ней ничего не станется до их возвращения. Если тебе показалось, что ты единственный покупатель в крепости, я не буду продавать тебе ее из принципа.
Он одарил ее лучезарной улыбкой.
– Но я и
Он обвел рукой людей, собравшихся перед ним.
– Авалдр, мы же с тобой старые друзья, – сказала она, слегка погладив его по щеке. – Ты же не станешь на мне наживаться?
Авалдр снова поднял руки и махнул ими от себя, делая вид, что прогоняет ее, но выглядел при этом чрезвычайно польщенным.
– Кажется, у меня нет выбора. Сколько у тебя?
– Три тонны, двадцать футов[20] длиной.
– Непросохшие?
– Пока да. Вырублены две недели назад в Траудене.
Заключив сделку, в качестве платы за древесину Авалдр согласился доставить в дом Текоа железо, хранившееся на складах за стенами крепости. Кетура попрощалась с ним и, выбравшись из толпы, отправилась на поиски пряжи. Обнаружив нужный прилавок и сторговавшись в цене, она вынула медь из своего кожаного мешка и подала ее стоящей за прилавком женщине. Та с помощью широкой стамески и молотка отрезала несколько пластин от медного бруса и вернула оставшийся слиток Кетуре. Со следующего прилавка торговали гусиными яйцами. Истратив остаток меди, Кетура купила целый ящик яиц, бережно пересыпанных мелко порубленной соломой.
Закончив с покупками, Кетура собралась идти обратно, как вдруг приметила справа от себя знакомое лицо.
– Хафдис! – воскликнула она, положив руку на спину стоявшей рядом женщины.
Хафдис была высокой (хотя на несколько дюймов ниже Кетуры) и привлекательной, несмотря на слегка вздернутый нос. У нее были голубые глаза и каштановые волосы, ниспадающие до середины спины. Красоту ее слегка портило почти не меняющееся выражение неприязни на лице – как будто все люди ее постоянно разочаровывали. На ней была одежда из толстой шерстяной ткани, пошитой внахлест, и сапожки из мягчайшей кожи. За гусиные яйца она заплатила довольно редкой ценностью – шелковыми отрезами. Звали ее Хафдис Рейкдалсдоттир, и она была женой Уворена Могучего.
Хафдис обернулась к Кетуре и, изобразив бесцветную улыбку, слегка приобняла молодую женщину за талию.
– Рада видеть, Кетура! Как поживаешь? – спросила она и, не дождавшись ответа, добавила: – Разве не грустно, когда легионы уходят?
– После ухода отца в доме стало гораздо меньше смеха, – ответила Кетура. – Хотя, сказать по правде, он наслаждался только своей собственной персоной. Но я рада, что сатрианцы наконец-то будут изгнаны.
– О да. Полагаю, ты присматриваешь за своей матерью, – небрежно бросила Хафдис. – Сегодня слишком жарко.
Кетура уже привыкла к резким поворотам мысли Хафдис, чтобы всерьез обращать на это внимание, но про себя отметила, что жарко ей только из-за обилия шерстяной одежды.
– Ты одета не совсем по погоде, дорогая, – сказала она мягко. – Слышала, Унндр и Уртр женились? Мои поздравления!
Выражение неприязни на лице Хафдис сменилось отвращением.
– Я мечтала о лучшей для них доле. Замухрышки из Дома Орисов и Надоддуров? Теперь это останется на совести моего мужа.
– Разве мальчики не хотели жениться?
– Они даже ни разу не видели своих жен до помолвки. Обе девушки глупые и невзрачные – от таких союзов никакой радости.
– Мне так жаль, – притворно посочувствовала Кетура, качая головой.
Она с трудом подавила сардоническую усмешку, которая едва не вырывалась из нее всякий раз, когда она слышала об этом. В отсутствие Роупера Уворен укрепил свою власть над Хиндранном, женив двух сыновей на дочерях малопризнанных Домов. И Дом Орисов, и Дом Надоддуров были ничтожны и не представляли особой ценности для Уворена, но они существенно увеличивали его шансы на трон. Роупер, скорее всего, потерпит поражение в войне, но на всякий случай – если он все же вернется в Хиндранн, – Уворен уже гарантировал себе подавляющую поддержку. Ход, который он сделал, был сильным. Перевес на его стороне будет таким значительным, что новые союзники ему уже просто-напросто не понадобятся. Образно говоря, Уворен поставил ногу на горло Роуперу и постепенно усиливал давление. Но и Унндр, и Уртр, как она слышала, этими союзами были страшно недовольны. Кетуре даже рассказывали, что Унндр постарался провести свою первую брачную ночь как можно дальше от невесты.
– Я должна вернуться к матери, дорогая Хафдис. Ты не откажешься разделить со мной вино послезавтра? Я буду очень рада с тобой увидеться.
Хафдис согласилась, и Кетура мысленно поблагодарила себя за то самопожертвование, на которое она была готова пойти ради мужа. В обычных