По мере того как они шли вперед, кривой коридор все более сужался. После того как видневшееся справа озеро пропало и сменилось каменными стенами, Кетура поняла, что они идут по спирали, приближаясь к центру. Теперь грабовые двери уже были с обеих сторон. Откуда-то возникло и стало нарастать непонятное гудение – словно они приближались к сердцу пчелиного улья. Но вместо хора рабочих пчел в центре обнаружилась лестница, ведущая на второй этаж. Поднявшись по ней, они оказались в сердцевине другой спирали. Помощница повела ее дальше, не сбавляя шага. Теперь двери, мимо которых они шли, были выструганы из незнакомой Кетуре породы дерева с темной полосой посередине.

– Из чего сделаны эти двери? – спросила она.

– Из рябины, – коротко ответила Хранительница, не оглянувшись.

Пока они шли к внешней стороне спирали, гудение продолжалось и время от времени усиливалось настолько, что начинали дребезжать двери. Здесь были уже другие барельефы: огромная змея в кольчуге, выползающая из-под земли; гигантские бабочки, хватающие пытавшихся убежать от них солдат; люди без глаз, ползущие по узким туннелям к спрятанным в их глубинах сокровищам… И на каждом присутствовал наблюдавший за всем этим ангел с паучьими лапами – вырезанный на камне так неотчетливо, что его фигура смотрелась почти призрачно. Наконец, значительно быстрее, чем по первой спирали, они вышли к краю второй. Здесь оказалась еще одна колоннада, заметно возвышавшаяся над водой. Кетура подумала, что они так долго шли только для того, чтобы попасть на второй этаж. Но тут была еще одна лестница вверх и еще один спиральный коридор – на этот раз с дверями из бука.

Кетура начала понимать: выстроив проход внутри Академии в виде многоуровневой спирали, ее архитекторы создали единый длинный коридор, каждый этаж которого был отмечен различными сортами дерева, своими каменными барельефами и числами, помогавшими отличать его от других. Это была компактная модель реки времени, и, чтобы историки не забывали о расположении того периода, за который отвечали, им всякий раз приходилось подниматься по этой огромной спирали вверх. Каждая дверь означала отдельный отрезок времени. Войдя в одну из них, посетитель мог бы услышать песнь, в которой подробно описывались события какой-нибудь одной эпохи. Кроме того, это объясняло и загадку таинственного гудения: одновременно во множестве келий исполнялись песни о сотнях исторических эпизодов. Само же здание играло роль огромного хранилища памяти.

На четвертом этаже (с дверями из дерева грецкого ореха) они наконец остановились перед дверью с вырезанным на ней числом «III». Из-за двери доносилось гудение. Помощница подняла узловатый кулак и сильно постучала им по доскам. Гудение тут же прервалось, и после небольшой паузы дверь отворилась. За ней стояла служительница в кремовой мантии.

– Миледи? – произнесла служительница слегка удивленным тоном и немедленно отступила в сторону.

Главная Хранительница вошла внутрь, Кетура последовала за ней. Стены комнаты были выложены из голого серого камня. Единственным украшением кельи являлся тонкий запах ароматического масла, которое Кетура не смогла опознать. Еще одна служительница сидела в углу, а в центре комнаты, на толстых камышовых матах, стояли на коленях три женщины-историка. В отличие от мантий, которые носили служительницы, их мантии были черными – с затейливым узором из кремовых полос, обозначавших период, в котором специализировалась келья.

– Сестры, это Кетура Текоасдоттир, – объявила Главная Хранительница. – Возможно, вы сможете ей помочь. Она захотела услышать песнь о том, как возник Криптей.

Две служительницы быстро переглянулись, девушки-историки посмотрели на свою старшую коллегу. Той было лет сто восемьдесят. Черные волосы пожилой келейщицы были уже изрядно тронуты сединой, а лицо покрыто такой густой сетью морщин, словно она всю жизнь жила на свежем воздухе.

– Конечно, мы споем. Присаживайтесь, мисс Кетура, – сказала она и указала на каменный пол рядом с собой.

Кетура грациозно поклонилась и встала на колени.

– Хорошо, – кратко ответила Главная Хранительница.

Она еще раз пристально посмотрела на Кетуру и ушла, не сказав больше ни слова. К удивлению Кетуры, вслед за ней торопливо и молча засеменили служительницы.

Она осталась наедине с коленопреклоненными историками.

Младшие развернулись лицом к старшей, стоявшей посередине перед Кетурой, но смотревшей не на нее, а в пол. Старшая прочистила горло, выпрямилась и издала мягкую низкую вступительную ноту. Затем раздался звук, который Кетура сначала приняла за удивленный вздох одной из младших, но вторая ответила тем же. Звук был похож на непроизвольный выдох – такой получается, если хлопнуть ладонью по спине говорящего человека. Две женщины обменивались вздохами снова и снова, создавая подобие быстрого диалога, пока звуки, издаваемые ими, не изменились. Теперь можно было подумать, что они задыхаются – как люди, испытавшие шок. Женщины вздыхали все быстрее и быстрее, звуки становились все более ритмичными, пока не заполнили собой всю комнату. Кетуре показалось, что и ей перестало хватать дыхания. Сердце ее заколотилось быстрее. Звук окружал со всех сторон и, когда слушать его стало почти невыносимо, он вдруг снова изменился, сделавшись более мягким. Теперь женщины издавали вздохи удовольствия и удивления – словно две случайно встретившиеся подруги, обменивавшиеся восторженными приветствиями.

Звуки сплетались друг с другом, образовав пульсирующий неземной аккомпанемент. Старшая начала петь. Слова звучали как глухое рычание, производимое задней частью горла: