С помощью одного неофициального приложения я сканирую записи авиапереговоров на предмет ключевых слов. Меня интересуют все коммуникации в различных городских и сельских аэропортах за последние три недели.

В дверях комнаты появляется Кэрол. Она стоит там минуты три, молча наблюдая за тем, как я прокручиваю страницу за страницей.

У меня нет сил на светские беседы, но если я хотя бы изредка не буду отвлекаться от мыслей о человеке, которого они считают погибшим, и не буду уделять им хотя бы капельку внимания, мамы меня прикончат. Так что я говорю ей «привет».

– Тебе нужно вернуться к учебе, дружок.

– Я и так вернулся, – говорю я.

И это чистая правда. Время от времени я появляюсь в школе и сдаю кое-какие тесты, хотя мне официально разрешили сидеть дома и горевать. А еще я накопил освобождения от занятий по болезни, так что в случае чего смогу, не опасаясь серьезных последствий, пропустить пару недель. Да и в школе, наверное, только рады моему отсутствию.

– Тебе нужно начать ходить на занятия. Вот что я имела в виду.

– Самообразование.

Она только закатывает глаза.

– Без изобретателей-самоучек у нас вообще не было бы прогресса, – упорствую я. – Благодаря людям, которые не доучились до старших классов, мы сейчас умеем летать.

– Ты не они, ты мой ребенок, – говорит она. В дверях показывается Ева. Как можно небрежнее я кладу бумаги поверх кое-какого предмета, лежащего у меня на столе.

Кэрол, как обычно, обводит мою комнату унылым взглядом. О том, что часть вещей я храню в складском помещении, она не знает. Да ей и не нужно об этом знать. Просто некоторые товары я закупаю оптом.

Я не знаю, где сейчас Аза и чем она занимается. Я знаю только, где она была три недели назад, когда умирала, держа меня за руку. И где она была несколько дней спустя, когда с неба донесся ее голос.

Она жива. Аза жива.

Я уверен в этом так же твердо, как в том, что меня зовут Джейсон Кервин.

Мне просто нужно найти ее. Изучив направления ветровых течений, я проложил на карте маршрут, сначала схематично, потом более подробно.

По данным метеорологических спутников и зондов, с запада на восток через всю страну движется весьма необычный грозовой фронт.

Насколько я могу судить, он все еще находится над сушей. У меня есть подробная синоптическая карта и специальная программа, моделирующая движение воздушных потоков в трехмерном пространстве. Я здорово продвинулся, но моей заслуги в этом практически нет. Вот был бы я профессиональным программистом или специалистом в какой-нибудь смежной области – да кем угодно, только не школьником… Но у меня хотя бы есть связи.

Да и деньги, вырученные за приспособление для застилания кровати и спрей для сухой чистки одежды, пришлись как нельзя кстати. Опереться мне особо не на что, и я даже не знаю, что буду делать дальше, но мне удалось раскопать множество отрывочных сведений о летающих кораблях, странных погодных явлениях и прочих необъяснимых вещах. Есть у меня еще кое-какие данные, добытые ну совсем незаконным путем. Из баз данных официальных учреждений и правительственных организаций.

– Ты должен проститься с Азой, – говорит Кэрол. Она берет Еву за руку.

– Это необходимо, малыш, – говорит Ева.

Они выступают единым фронтом. Это меня пугает.

– Нет, НЕ должен, – говорю я, кажется, в тысячный раз. Я был готов к ее смерти – насколько человек вообще может подготовиться к смерти. Но к этому я не был готов.

Корабль. В. Небе.

Мамам я про него, разумеется, рассказывать не стал – я же не идиот. После трехсекундного раздумья они посадили бы меня в машину и отвезли прямиком в детскую больницу (как это ни позорно, до восемнадцатилетнего возраста о больнице для взрослых можно и не заикаться) на прием к психиатру. Так что Кэрол и Еве о корабле лучше не знать.

Я сказал им только одно: я работаю над проектом. Судя по выражению их лиц, они всерьез подумывают запретить мне пользоваться интернетом. К таким крайним мерам они прибегали лишь однажды, когда мне было девять и я лихорадочно штудировал двадцатитомный Оксфордский словарь. Мамы неодобрительно отнеслись к этому занятию.

Но мне просто необходимо было чем-то занять мысли, иначе я принимался считать секунды до ее десятого дня рождения, который, по мнению врачей, должен был стать последним. Примерно в этот период мамы поняли, что мне требуются успокоительные.

– Ну что, – говорит Ева, – нам отключить интернет в доме?

– Да я сейчас даже не сижу в интернете, – говорю я, хоть это и неправда.