Македонией, (8) то пусть к каждому ложу богов доставят дары, такие же, как некогда за победу над Антиохом при консулах Аппии Клавдии и Марке Семпронии; а проследить за этим велел преторам – Квинту Кассию и Манию Ювентию44.
17. (1) Затем сенат постановил направить легатов – десятерых в Македонию и пятерых в Иллирию, чтобы Луций Павел и Луций Аниций, наводя там порядок, руководствовались их советами. (2) В Македонию первыми были назначены Авл Постумий Луск, Гай Клавдий (оба бывшие цензоры), Квинт Фабий Лабеон, Квинт Марций Филипп и Гай Лициний Красс, бывший сотоварищ Павла по консульству, ведавший тогда, с продленной властью, провинцией Галлией. (3) К означенным пяти присоединили Гнея Домиция Агенобарба, Сервия Корнелия Суллу, Луция Юния, Тита Нумизия Тарквинийского и Авла Теренция Варрона. (4) В Иллирию назначили Публия Элия Лига, бывшего консула, Гая Цицерея и Гнея Бебия Тамфила (он был претором в минувшем году, а Цицерей – давно45), а также Публия Теренция Тусцивикана и Публия Манилия.
(5) Потом, так как один из консулов должен был сменить в Галлии Гая Лициния, назначенного легатом в Македонию, отцы-сенаторы потребовали от консулов, чтобы те незамедлительно разобрались между собой с провинциями – либо сговорились, либо бросили жребий. (6) По жребию Марку Юнию досталась Пиза, но до отъезда он должен был еще представить сенату послов, отовсюду явившихся для поздравлений в Рим; Квинту Элию выпала Галлия.
(7) И хотя легатами посылали таких мужей, которые и сами не могли бы присоветовать полководцам ничего недостойного милосердия и величия народа римского, все-таки в сенате были обсуждены главные решения, чтобы легаты могли доставить из дому полководцам предварительные наметки всех распоряжений.
18. (1) Прежде всего решено было Македонии и Иллирии быть свободными, чтобы все народы видели: римское оружие не рабство свободным несет, а рабствующим – свободу, (2) и чтобы все свободные племена под опекой народа римского чувствовали себя в вечной безопасности, а подвластные царям племена знали бы, что эти цари стали мягче и справедливее из почтенья к народу римскому, и если цари их затеют войну с римским народом, то кончится это для римлян победой, а для подданных царских свободой. (3) Македонские рудники – источник огромных доходов46 – и сельские имения47 решено было не сдавать больше на откуп: (4) ибо где откуп, там и откупщики, а где откупщики, там либо право государства бессильно, либо союзники не располагают свободой48. (5) Ведь даже сами македоняне не могли извлекать из этого пользу; а уж где речь идет о поживе для управляющих, там не будет конца мятежам и смуте. (6) И наконец, чтобы никогда в общемакедонском собрании, будь такое, не мог негодный льстец черни обратить свободу, дарованную со здравой умеренностью, в пагубное своеволие, (7) решено было Македонию разделить на четыре области, каждая со своим собранием, а дань народу римскому установить в половину той, что обычно платили царям. Подобные же поручения были даны и для Иллирии. (8) Все остальное предоставлено было на усмотрение полководцев и сенатских легатов, которые, разбирая дела на местах, рассудят вернее49.
19. (1) Среди многих послов, прибывших от царей, племен и народов, всех особенно занимал Аттал – на него все глядели, о нем все думали50. (2) Недавние соратники приняли его не менее благосклонно, чем был бы принят ими сам царь Эвмен. (3) Явиться в Рим Аттал имел двойное основание, с виду достойное – поздравить римлян с победой, коей он сам способствовал, и пожаловаться на мятежных галлов, все Пергамское царство поставивших под удар. (4) Но была за всем этим потаенная надежда на почести и награждения от сената, которых едва ли он мог бы сподобиться, не преступая законов благочестия. Ведь нашлись среди римлян и недобрые советчики; они дразнили Атталову алчность – (5) Аттала, мол, в Риме почитают надежным другом, а Эвмена союзником перекидчивым, не верным ни римлянам, ни Персею. (6) Так что, говорили они, еще неизвестно, какие просьбы Аттала сенату будут угоднее – за себя или против брата, настолько-де склонны все дать всё ему, а тому ничего.
(7) Аттал, оказалось, был из тех, кто с жадностью бросается на все, что ни посулит надежда; но тут нашелся у него друг, который один разумным своим увещаньем, словно уздою, сдержал порыв увлеченной души. (8) То был Стратий, лекарь, которого обеспокоенный Эвмен отправил в Рим как раз за тем, чтобы следить за братом и наставить его на верный путь, если дело пойдет к измене. (9) К этому времени Атталов слух уже был пленен и душа поддалась искушению, но Стратий сумел к нему подступиться и своевременными речами спас все дело, почти что потерянное. (10) Он объяснил, что разные царства возрастают по-разному, что их молодое царство, не имея основы в старинном могуществе, стоит согласием братьев, и хотя из них один зовется царем и носит венец, но правят братья все вместе. (11) И Аттала, среднего брата, разве не всякий считает царем? И не только потому, что воочию видит его могущество, но еще потому, что, вне всяких сомнений, скоро он воцарится, ибо Эвмен дряхл51 и бездетен (тогда Эвмен еще не признал того сына, что царствовал после него52). (12) Что пользы, говорил Стратий, прилагать усилие там, где дело скоро само собою сладится? А тут еще и галльский мятеж! Справиться с ним куда как трудно, пусть даже цари согласны и единодушны, (13) а если прибавится к внешней войне и усобица, то вовсе не устоишь. Ведь не давши брату скончаться царем, он, Аттал, добьется только того, что сам себя лишит надежды на скорое воцарение. (14) И даже если бы оба эти шага – отнять или не отнять у брата царство – равно его прославили, то похвала за сохранение царства лучше, ибо поступок этот благочестив, а другой отвратителен, как убийство родича. Так о чем же тут размышлять? (15) Неужели о том, захватить ли все царство или домогаться части? Но отнять часть от царства – так обе части, разобщив силы, ослабнут и будут открыты любым обидам. А захватить все царство – и старшему придется век доживать простым человеком или уйти в изгнание – в таких летах, больному и слабому, иль даже умереть по его, Аттала, приказу? (16) Не будем вспоминать давних преданий о нечестивых братьях и об исходе их жизни! Персей – вот очевидный пример. Венец, добытый братоубийством, пришлось ему сложить к ногам врага-победителя в самофракийском храме, как будто сами боги карали его за злодеянье! (17) И если он, Аттал, до самого конца останется верен брату, то благочестие его и постоянство заслужат похвалы и тех, кто подстрекает его – не из дружбы к нему, а из злобы к Эвмену.
20. (1) Эти доводы убедили Аттала, и потому, когда его ввели в курию, он принес поздравления по случаю победы, рассказал о своих и братниных услугах Риму в этой войне, и о том, что галлы недавно отложились53, все приведя в великое смятенье, (2) он просил к мятежникам отправить послов, которые отговорили бы их от войны, употребив и вес свой, и влиянье. (3) Изложив это, как ему было поручено, для пользы царства, Аттал попросил для себя только Энос с Маронеей54 и, вопреки надеждам иных, не стал обвинять брата и добиваться раздела царства. С тем он и покинул курию. Нечасто случалось кому-нибудь – царю ли, простому ли человеку – снискать вниманье столь благосклонное и одобрение столь глубокое! В Городе он был удостоен всех почестей и даров, а при отъезде – почетных проводов.
(4) Среди многих посольств, прибывших из Азии и Греции, особое внимание граждан привлекли родосцы. (5) Сперва они явились в белом, как и подобало поздравителям (ибо рубище заставило бы думать, что они жалеют Персея); (6) пока родосцы ожидали на площади, консул Марк Юний запросил отцов- сенаторов, дать ли родосцам кров, стол и прием в сенате, и сенат решил, что по отношению к ним никакого права гостеприимства блюсти не следует. (7) Марк Юний вышел к родосцам, которые просили принять их в сенате: они-де принесли поздравления с победой и хотят оправдаться от обвинений, возводимых на их государство. (8) Консул ответил, что друзьям своим и союзникам римляне оказывают всяческие любезности, допуская их и в сенат, но родосцы в последней войне не заслужили того, чтобы их причислять к друзьям и союзникам55. (9) Выслушав это, родосцы упали ниц, взывая к консулу и ко всем, кто стоял вокруг: несправедливо, говорили они, что старые их заслуги, которым римляне сами свидетели, не могут перевесить новых обвинений, к тому же и ложных. (10) И тотчас же сменив белые одежды на рубище, родосцы пошли стучаться в двери первых граждан Рима56, слезно моля сначала расследовать дело, а уж потом выносить приговор.
21. (1) Маний Ювентий Тальна, претор, ведавший разбором судебных дел между гражданами и чужеземцами, возбуждал народ против родосцев и предложил собранию (2) объявить родосцам войну и выбрать кого-нибудь из должностных лиц этого года, чтобы послать туда с флотом. Он надеялся, что это и будет он сам. (3) Этому воспротивились народные трибуны Марк Антоний и Марк Помпоний. (4) Впрочем, и
