несколько дней назад. (5) Только что послы Эвмена здесь утверждали, как факт не подлежащий сомнению, что у него гораздо больше, чем у меня, прав на наследие Антиоха, но я, видят боги, сужу об этом иначе. Если бы не победа римлян над Антиохом, больше того, если бы не сама эта война, Эвмен бы вовсе лишился царства, так что не он вам, а вы ему оказали услугу. (6) Моему же царству до такой степени ничто не грозило, что когда Антиох пытался заручиться моей поддержкой, обещая три тысячи талантов87, пятьдесят палубных кораблей и греческие города, которыми я владел раньше, (7) я отверг его предложения и порвал отношения с ним еще до того, как с войском в Греции высадился Маний Ацилий. Согласованно с этим консулом я вел все военные действия, какие он поручал мне, (8) а его преемнику Луцию Сципиону, когда тот решил свою армию вести к Геллеспонту по суше, я не только предоставил проход по своим владениям, но и чинил для него дороги, строил мосты, подвозил провиант, (9) причем не только на территории Македонии, но даже на пути через Фракию, где требовалось обеспечить еще и безопасность от варваров. (10) За такое проявление моей доброй воли по отношению к вам, чтобы не называть его добросовестной службой, как, римляне, было бы правильно поступить: щедро вознаградить меня, заметно расширив границы моего царства, или отобрать у меня, как вы теперь это делаете, всё чем я владел, или по своему праву, или по вашей милости? (11) Македонские города, составляющие, как вы же сами признали, неотъемлемую часть моего царства, мне возвращать явно не собираются. Эвмен явился сюда, чтобы меня ограбить, как он ограбил до этого Антиоха, и в оправдание наглых своих притязаний ссылается на решение десяти римских уполномоченных, хотя именно это решение его же опровергает. (12) Ведь там в предельно точных и ясных выражениях записано, что Эвмену передаются Херсонес и Лисимахия. Есть ли там хоть одно упоминание об Эносе, Маронее и городах Фракии?88 Неужто то, о чем он не осмелился даже просить их, он получит от вас, словно добившись от них? (13) Я хочу, наконец, выяснить ваше ко мне отношение. Если вы решили меня преследовать, как врага, то продолжайте и дальше действовать так же, как начали. (14) Но если вы еще сохраняете хоть сколько-нибудь уважения к царю, носящему звание друга и союзника римлян, то не сочтите меня заслуживающим столь великой несправедливости».

29. Речь царя произвела на римских уполномоченных впечатление, поэтому приговор их был неопределенным и даже двусмысленным. Если спорные города действительно были даны Эвмену решением десяти римских уполномоченных, то пусть остается в силе это решение. (2) Если Филипп захватил их силой оружия, то пусть по праву победителя ими владеет. Если же не подтверждается ни то, ни другое, то вопрос этот должен решаться сенатом, а пока, до окончательного его разрешения, Филипп должен вывести из спорных городов свои гарнизоны. (3) Приговор этот и оттолкнул Филиппа от римлян, так что Персей, начиная войну, не имел для нее каких-то новых обоснований, и войну эту можно рассматривать как дело, завещанное ему отцом. А пока в Риме не подозревали о предстоящей войне с Македонией. (4) Проконсул Луций Манлий вернулся, тем временем, из Испании. У сената, собравшегося в храме Беллоны, он просил разрешения справить триумф. Военные его успехи делали это требование законным, но вся предшествующая практика была против него. (5) Ведь по обычаям предков полководец, вернувшийся обратно без армии, мог претендовать на триумф лишь в том случае, если провинцию свою оставил преемнику совершенно покорной и умиротворенной. Манлию, однако, предоставили меньшую форму триумфа, разрешив войти в столицу с овацией. (6) В его процессии несли пятьдесят два золотых венка, сто тридцать два фунта золота и шестнадцать тысяч триста фунтов серебра, (7) а кроме того, он доложил сенату, что еще десять тысяч фунтов серебра и восемьдесят фунтов золота везет с собой его квестор Квинт Фабий, и что эти деньги он тоже внесет в казну. (8) Тот год был отмечен большими волнениями рабов в Апулии89. Претор Луций Постумий, управлявший тогда Тарентом, (9) провел самое тщательное расследование о пастухах, сбившихся в бандитские шайки, которые разбоями сделали небезопасными дороги и казенные пастбища. До семи тысяч человек он приговорил к смерти, причем многие сумели бежать, но многие были подвергнуты казни. (10) Консулы, которых долго задерживало в столице проведение воинского набора, отправились, наконец, каждый в свою провинцию.

30. В том же году, едва наступила весна, управлявшие Испанией преторы Гай Кальпурний и Луций Квинкций вывели с зимних стоянок войска, и соединив свои силы в Бетурии, двинулись к неприятельскому лагерю в Карпетанию, намереваясь действовать сплоченно и согласованно. (2) Недалеко от городов Дипон и Толет римские фуражиры наткнулись на неприятельских, и так как с обеих сторон подходили на помощь своим все новые подкрепления, обе армии оказались полностью вовлечены в бой. (3) Его беспорядочный характер и знакомая местность давали серьезное преимущество неприятелю, а потому обе римские армии были разбиты и отброшены в лагерь. Враг не стал преследовать деморализованного противника. (4) Опасаясь, что лагерь на следующий день подвергнется нападению, римские военачальники скрытно, ближайшей ночью90 увели уцелевшее войско из лагеря. (5) На рассвете испанцы, построившись в боевой порядок, подошли к валу, и к удивлению обнаружив, что лагерь пуст, разграбили то, что римляне бросили в ночной суматохе, после чего вернулись в свой лагерь и несколько дней провели там. (6) В сражении и последующем бегстве пало до пяти тысяч римлян и их союзников. Вооружившись снятыми с них доспехами, неприятель двинулся к реке Таг. (7) Между тем, римские военачальники спешно стягивали из союзных испанских городов подкрепления, и используя передышку, всеми силами старались восстановить боевой дух своей армии, сломленный неудачным сражением. (8) Когда они убедились, что численность армии восстановлена, а солдаты, желая смыть прежний позор, стали искать с неприятелем встречи, они выступили в поход и разбили лагерь в двенадцати милях от реки Таг. (9) В третью ночную стражу они снялись с лагеря и к рассвету в полной боеготовности вышли на берег Taгa. (10) За рекой на холме находился вражеский лагерь. В двух местах, где река была проходима вброд, Кальпурний во главе правой колонны, а Квинкций во главе левой немедленно начали переправу, тогда как противник оставался в бездействии, будучи поражен внезапным их появлением и размышляя, как лучше по ним ударить, пользуясь суматохой, неизбежной при переправе. (11) Римляне, тем временем, успели переправить даже обоз и стянуть его под прикрытие. Видя, что враг начинает атаку, и не имея пространства, чтобы разбить укрепленный лагерь, они построились в боевую линию. (12) Центр ее заняли самые отборные части армии: пятый легион Кальпурния и восьмой легион Квинкция. До самого неприятельского лагеря простиралось открытое поле, так что засады можно было не опасаться.

31. Испанцы, увидя на своем берегу реки две римских колонны, решили вовлечь их в сражение, прежде чем те успеют выстроиться единым фронтом, а потому толпой высыпали из лагеря и бегом устремились в битву. (2) Битва сначала шла с большим пылом, потому что и испанцы были воодушевлены недавней победой, и в римлянах была свежа память о непривычном для них позоре. (3) Особенно яростно в середине римского строя бились два самых доблестных легиона, и враги, не видя иного способа сдвинуть их с места, построились плотно сомкнутым клином и превосходящими силами начали их теснить. (4) Понимая, что легионы держатся из последних сил, претор Кальпурний, чтобы их поддержать и ободрить, послал к ним своих легатов, по одному на каждый из легионов, Тита Квинктилия Вара и Луция Ювенция Тальну. (5) Он велел объявить солдатам, что только их храбрость поможет выиграть битву и сохранить за Римом Испанию, а если они покинут свою позицию, то ни один воин не увидит даже другого берега Taгa, не говоря о возврате в Италию. (6) Сам же он, с конницей двух легионов, сделал обходное движение и ударил во фланг неприятельскому клину, теснившему римский центр. (7) Квинкций, с союзнической кавалерией, атаковал другой фланг. Но гораздо храбрее сражались кавалеристы Кальпурния и, в первую очередь, возглавлявший их претор. (8) Он первым врезался в гущу врагов, и так далеко в нее углубился, что трудно было различить, на чьей стороне он сражается. (9) Выдающаяся отвага претора воспламенила всадников, а от них воодушевление передалось пехоте. Старшие центурионы, видя претора среди вражеского оружия, устыдились. Каждый от себя лично стал подбодрять знаменосцев, приказывал им нести знамя вперед, а воинов – неотступно следовать за знаменами. (10) Римляне снова издали боевой клич и бросились в наступление, словно с высокого места под гору. Словно бурный поток они смяли и опрокинули оробевшего неприятеля: теперь ничто не могло их остановить, охваченных пылом атаки. (11) Конница гнала бегущих до самого лагеря и, смешавшись с толпой врагов, прорвалась внутрь укреплений, но охранявшие лагерь испанцы дрались так отчаянно, что римским конникам пришлось спешиться и биться в качестве пехотинцев. (12) Они продолжали драться, когда пятый легион подоспел к ним на помощь, а затем, как только смогли, и остальные войска. (13) Испанцев избивали на всем пространстве их лагеря. Спаслось бегством не более четырех тысяч людей. Из них три тысячи, сохранивших оружие, заняли близлежащую высоту. Остальные,