(9) Нечего об этом: извечная и обыкновенная судьба осажденного города – терпеть лишения и опасности. А вот свидетельства смертельной ненависти и гнева: (10) Ганнибал с огромной пехотой и конницей напал на их лагерь и овладел частью его: даже в такой опасности не сняли они осаду. Он перешел Вултурн и выжег Калийскую область; такое бедствие союзников не отвлекло их. (11) Он повел войско на сам Город; они и внимания не обратили на нависшую угрозу. Он переправился через Аниен65 и стал лагерем в трех милях от Города, подошел, наконец, к самым городским стенам и воротам: да он же Рим возьмет, если они не оставят Капую, – они не оставили. (12) Дикие звери, ослепленные бешенством, забудут о нем и кинутся на помощь своим, если ты подойдешь к их логову и их детенышам. (13) Осажденный Рим, жены и дети, чей плач был, пожалуй, слышен здесь, алтари, домашний очаг, оскверненные храмы богов и могилы предков не помешали римлянам осаждать Капую: так неистово домогаются они казни для нас; так жаждут наглотаться нашей крови. (14) Они правы; мы, пожалуй, поступили бы так же, улыбнись нам судьба. Бессмертные боги судили иначе. Я готов к смерти, но, пока я свободен, пока я сам себе владыка, я избегну мучений и позора, которые готовит враг, и умру достойной и даже легкой смертью. (15) Я не увижу Аппия Клавдия и Квинта Фульвия, у которых голова кружится от небывалой победы; меня не протащат в оковах всем напоказ по Риму в триумфальном шествии66: не спустят в тюрьму67, не привяжут к столбу, не истерзают розгами; я не подставлю шею под римский топор. Я не увижу родной город в огне и развалинах; не увижу, как поволокут насиловать наших матерей, девушек и благородных отроков. (16) Альбу68, откуда они сами родом, они уничтожили до основания, чтобы и памяти не оставить о своем происхождении. И они пощадят Капую? Да мы им ненавистнее Карфагена. (17) Так вот: тех из вас, кто решил умереть раньше, чем увидеть столько горького горя, я приглашаю на обед. (18) Угостимся, выпьем; всех, начиная с меня, обойдет кубок, и этот напиток избавит тело от мучений, душу от обид, глаза и уши от горьких и недостойных речей и зрелищ – от всего, что ждет побежденных. Во дворе ждут те, кто положит наши бездыханные трупы на большой костер: (19) мы умрем смертью, достойной свободных людей. Сами враги изумятся нашей доблести, а Ганнибал поймет, каких мужественных союзников он покинул и предал».

14. (1) С этой речью Виррия многие были согласны; меньше оказалось мужественных людей, готовых осуществить то, что сами одобрили. (2) Большинство сенаторов, рассчитывавших на милосердие римлян, не раз испытанное в войнах, понадеялись, что снизойдут и к ним: Капую решили сдать и с этим и отправили послов к римлянам. (3) К Вибию Виррию пошло примерно двадцать семь сенаторов; отобедали, постарались заглушить вином мысли о нависшей беде и приняли яд. (4) Встали, обменялись рукопожатием, перед смертью в последний раз обнялись, плача над собой и над родным городом. Одни остались, чтобы телам их сгореть на общем костре, другие разошлись по домам. (5) Яд на сытых и пьяных действовал медленно; большинство прожили целую ночь и часть наступившего дня, но все же умерли раньше, чем отворились перед врагами ворота.

(6) На следующий день Юпитеровы ворота69, находившиеся против римского лагеря, по приказу проконсула были открыты и через них вошел один легион и две алы конников70 во главе с легатом Гаем Фульвием. (7) Он прежде всего распорядился снести к нему все оружие, какое было в Капуе, расставил у всех ворот караулы, чтобы никто не мог ни войти, ни выйти, захватил пунийский гарнизон и приказал кампанским сенаторам идти в лагерь к римским военачальникам. (8) Когда они пришли туда, всех их немедленно заковали в цепи и велели перечислить квесторам золото и серебро, какое имели. Золота было две тысячи семьдесят фунтов71, серебра – тридцать одна тысяча двести. (9) Сенаторов, известных как главных зачинщиков отложения от римлян, отправили под стражу: двадцать пять – в Калы; двадцать восемь – в Теан.

15. (1) О каре для кампанских сенаторов Фульвий и Клавдий никак не могли договориться: можно было уговорить Клавдия, Фульвий был неумолим. (2) Аппий предоставил решение римскому сенату, (3) тем более что сенаторы имеют-де власть и могут порасспросить, не совещались ли кампанцы с какими-нибудь латинскими союзниками и не пользовались ли их помощью в ходе войны. (4) Фульвий решительно воспротивился: это-де недопустимо; нельзя беспокоить пустыми подозрениями верных союзников и судить о них по доносам; доносчику ведь безразлично, что сказать, что сделать. Он, Фульвий, не дозволит подобного допроса и прекратит его. (5) Аппий не сомневался, что его сотоварищ, столь крутой в речах, в деле столь важном станет ждать писем из Рима. (6) Фульвий как раз и боялся, что они ему помешают; он распустил военный совет и приказал военным трибунам и префектам союзников объявить двум тысячам всадников: после полуночи быть наготове.

(7) С этой конницей он отправился в Теан, на рассвете въехал в городские ворота и направился к форуму. Люди сбежались при появлении всадников; Фульвий позвал сидицинского магистрата72 и велел привести кампанцев, сидевших в тюрьме. (8) Всех вывели, высекли розгами и отрубили головы73. Затем Фульвий понесся в Калы. Он уже восседал там на трибунале74, а выведенных кампанцев привязывали к столбу, когда из Рима примчался всадник и вручил Фульвию письмо от претора Гая Кальпурния и сенатское постановление. (9) От трибунала и по всему собранию пошел ропот: дело о кампанцах откладывается, передается сенату для нового рассмотрения. Фульвий, полагая, что так оно и есть, спрятал, даже не распечатав, полученное письмо за пазуху и через глашатая приказал ликтору делать, что велит закон. Так были казнены и находившиеся в Калах. (10) Тогда прочитаны были письмо и сенатское постановление – слишком поздно; Фульвий изо всех сил торопился с казнью, боясь, как бы ему не помешали.

(11) Фульвий уже поднимался с кресла, когда кампанец Таврея Вибеллий, пробравшись через толпу, обратился к нему по имени. Удивленный Флакк снова сел: (12) «Вели и меня убить: сможешь потом хвалиться, что убил человека гораздо более мужественного, чем ты». (13) Флакк воскликнул, что тот не в своем уме, что сенатское постановление запрещает это, хоть бы он, Флакк, и хотел этого. (14) Тут Таврея сказал: «Мое отечество захвачено, родных и друзей я потерял, собственной рукой убил жену и детей, чтобы их не опозорили, и мне не дано даже умереть так, как мои сограждане. Пусть доблесть освободит меня от этой ненавистной жизни». (15) Мечом, который он прятал под одеждой, он поразил себя в грудь и, мертвый, упал к ногам военачальника.

16. (1) В том, что касалось казни кампанцев, и во многом другом Флакк действовал по собственному усмотрению. Некоторые поэтому рассказывают, что Аппий Клавдий умер перед самой сдачей Капуи75. (2) Рассказывают также, что этот самый Таврея не своей волей оказался в Калах и погиб не от собственной руки. Как и других, его привязали к столбу – среди общего шума не слышно было его криков, и Флакк приказал всем замолчать. (3) Тогда Таврея и сказал слова, приведенные выше: его, мужа доблестного, убьет человек, стоящий неизмеримо ниже его. Тут глашатай по приказу проконсула прокричал: «Ликтор, добавь розог доблестному мужу и казни его первым». (4) Некоторые писатели сообщают, что сенатское постановление было прочтено до казни, но в нем были слова «если он сочтет нужным76, пусть передаст все дело сенату». Слова эти были истолкованы так: ему, Фульвию, предоставлено-де судить, что полезнее государству.

(5) Фульвий вернулся из Кал в Капую; Ателла и Калатия77 сдались. Там тоже виновники отпадения были наказаны. (6) Итак, человек семьдесят виднейших сенаторов78 были убиты; около трехсот знатных кампанцев посажены в тюрьму; остальных разослали под стражу по разным городам союзников-латинов, и они так или иначе погибли. Прочие кампанские граждане во множестве были проданы в рабство. (7) Оставалось решить79, что делать с городом и его землями. Некоторые считали, что могущественный и близкий враждебный город должен быть уничтожен. Победила забота о насущной выгоде: земля была наиболее плодородной в Италии, город сохранили как пристанище для земледельцев. (8) Чтобы он был людным, оставили в нем множество отпущенников – ремесленников и мелких торговцев; все земли, все общественные постройки отошли к римскому народу. (9) Жить в Капуе и заселять ее было разрешено, но город был городом только по имени: не было в нем ни гражданства, ни сената, ни народного собрания, ни должностных лиц80. (10) Без общественного совета, без всякой власти население, ничем не связанное, не могло и объединиться; для судопроизводства сюда из Рима ежегодно присылали префекта81. (11) Так распорядились Капуей – в соответствии с замыслом, всесторонне похвальным: строго и быстро наказали главных