себя в Риме и не разочаровал тех, кто мне поверил, карабканье по всяким лестницам меня ничуть не прельщало. Воистину у меня было предназначение, о котором говорила мама, и я не хотел его разбазарить. Я хотел понять, кто я, почему избран для такой жизни и что могу дать миру. По-моему, это было весьма амбициозно.
Безусловно, я не мог жить отшельником-созерцателем. Я нуждался в друзьях. В обществе. Иногда мне требовался тот, кто подвергнет сомнению все идеи, которыми меня напитали за семь лет учебы. В такие периоды я нуждался в Томе Кардле.
Где бы он ни был.
Его уэксфордская экономка, страшилище по имени миссис Гилхул, уже на первом году супружества лишилась мужа, о чем и сообщила, едва поздоровавшись.
— Рак его сожрал. — Миссис Гилхул схватилась за горло, словно даже через столько лет ей тяжко об этом говорить. — А ведь совсем молодой был, вся жизнь впереди. Рак — страшная штука.
— Да уж, — согласился я. — Кошмар.
— У вас никто не умер от рака, отче?
— Слава богу, нет.
— Ваши матушка с батюшкой, отче, еще живы?
— Мама жива, — сказал я. — Отец умер, когда я был маленький.
— От рака?
Я помолчал, стараясь не засмеяться над ее жутким пунктиком.
— Нет. Говорю же, моих близких напасть миновала.
— Можно узнать, от чего он умер?
— Утонул. — Мне хотелось поскорее от нее отделаться.
— Прошлой зимой у нас тут сосед утопнул… (Она так и сказала:
— Все там будем, — сказал я, стараясь, чтоб вышло бодро. — Но, пока живы, надо радоваться жизни.
Миссис Гилхул вскинула бровь моя банальность ее, похоже, не убедила.
— Вы давно знакомы с отцом? Она кивнула в прихожую, где Том говорил по телефону; когда я вошел, он даже не поздоровался, а только махнул рукой — дескать, ступай в кухню. Лицо его как будто стало еще краснее, он постарел, слегка располнел. И явно был чем-то раздражен.
— Уже семнадцать лет, — сказал я. — Мы познакомились в семинарии. Приехали туда в один день.
— Понятно. — Экономка смерила меня взглядом, вытирая руки о передник. А я уж в который раз посмотрел на ее весьма заметную бороду. Миссис Гилхул выглядела лет на восемьдесят, хотя ей было, наверное, не больше шестидесяти пяти. — Последние двадцать пять лет у нас служил отец Уильямс. Чудесный человек. Праведник. Вы его знали, отче?
— Не довелось.
— Как жаль, что мы его потеряли.
— Он утонул?
— Нет, перевелся в другой приход. А ведь ему за шестьдесят, и зачем было его дергать? Он шибко переживал. Загнали его в Уотерфорд. Вообразите, отче, каково ему там.
— Я не бывал в Уотерфорде, — сказал я.
— А я бывала. — Темно-карие глаза экономки загорелись. — Скверный там народец. Ох скверный. Палец в рот не клади.
Я открыл рот, но не нашелся с ответом.
— Отец Кардл совсем не похож на отца Уильямса, — сказала экономка, уставившись в пол.
— Вы не ладите? — спросил я.
— Я промолчу. Да и кто я такая, чтоб высказываться? У епископа женщин сроду не слушали.
Я нахмурился, не вполне понимая, к чему она клонит, но тут вошел Том.
— Пропади они пропадом, эти легавые! — сказал он. — Говорят, примут меры, лишь когда застигнут преступника. Привет, Одран. — Том пожал мне руку. — Все хорошо? Как доехал? Миссис Гилхул угостила тебя чаем?
— Я предложила, отче отказался. — Не глядя на него, экономка вновь занялась пирогом. — Два раза я не предлагаю.
Я засмеялся, но перевел смех в кашель, ибо Том раздраженно закатил глаза и потряс головой.
