песочной слойки, по телику идет «Улица Коронации». Одно к другому и…
— Том! — рявкнул отец Слевин, от гнева багровый. — Немедленно прекратите!
— Вопрос допустимый.
— Нет! Намеренно провокационный и умышленно непристойный.
— А у вас-то, отче, есть экономка?
— Разумеется, нет. Я живу в одном корпусе с вами.
— Но когда-то вы служили в приходе?
— Да. — Отец Слевин как-то смешался. — Но это было очень давно, я только принял сан.
— И тогда у вас была экономка?
— Да, если память не изменяет, — поспешно ответил священник. — Это обычная практика и…
— Последний вопрос, отче, и я отстану, — спокойно сказал Том.
Отец Слевин прикрыл глаза и выдохнул, толчками выпустив воздух. Лицо его было в красных пятнах, руки слегка дрожали. Непривычная ситуация ему очень не нравилась. Мне тоже. Лучше бы Том, как обычно, спал на уроке.
— Хорошо, Том, — сказал отец Слевин. — Последний вопрос — и мы идем дальше. Что вы хотели узнать?
— О вашей экономке. — Том ухмыльнулся и оглядел класс, удостоверяясь, что все его слушают. — Хоть разок вы ее отодрали?
После этого он исчез. Буквально испарился. Сгинул на целую неделю. Ему назначили домашний арест, пока каноник решал, что с ним делать. В ночь после заварухи я нарушил Великую тишь и спросил, о чем он думает.
Том так долго молчал, что мне показалось, он спит.
— Если тебе здесь хорошо, Одран, — наконец сказал он, — это не значит, что и всем другим хорошо.
— Но тут нет замков, ни внутри ни снаружи, — возразил я. — Помнишь, что в первый день сказал каноник? Никто не обязан здесь оставаться против своей воли.
Том сел в кровати и, чуть наклонив голову, разглядывал меня, словно пытаясь понять, как можно быть таким наивным.
— Бедняга Одран, — сказал он. — Воистину святая простота.
Утром я проснулся, и его уже не было. Наверное, он потихоньку собрал вещи и покинул семинарию черным ходом, который обычно не запирали, и только через много лет я узнал, куда он делся.
Священники не заметили его отсутствия на утренней молитве и мессе и всполошились, лишь когда он не появился на завтраке. Давешняя стычка Тома с отцом Слевином была чем-то неслыханным. Мы, благовоспитанные спокойные юноши, не затевали споров и драк. Сейчас я сам этому удивляюсь — ведь мы были мальчишками. Неужто в нас не было шального духа?
Каноник Робсон привел меня в свой кабинет и закрыл дверь.
— Том Кардл говорил, что замышляет побег? — спросил он.
Я помотал головой:
— И словом не обмолвился.
Я нервничал, потому что впервые оказался в этом кабинете, и мне тут не понравилось.
— Он выражал какое-нибудь… недовольство? — Каноник развел руки и улыбнулся. На его лице улыбка выглядела чем-то инородным. Я не хотел выдавать чужие секреты, хоть Том не брал с меня никаких клятв.
— Наверное, он скучал по дому, — сказал я. — По Уэксфорду.
— А кто не скучает? Кстати, я сам родом из Уэксфорда, вы знали?
— Нет, отче.
— Там родился и вырос. Бывали в тех краях, Одран?
Я молча покачал головой.
— Не бывали? — Каноник сузил глаза и нахмурился. «Интересно, что ему обо мне известно? — подумал я. — Что рассказала мама?»
— Что-то не припомню, — уклончиво ответил я.
— Что-то не припомните, — повторил каноник, улыбаясь. — Ладно. Но вы определенно не знаете, куда направился Том Кардл?
— Нет, отче.
— Что ж, поверю вам на слово. — Каноник откинулся в кресле и сложил руки на внушительном животе. — Я понимаю, это нелегко, — помолчав, сказал он. — Оказаться здесь, жить в разлуке с друзьями и родными. А вы всего лишь молодые ребята. Даже чересчур молодые. Иногда я думаю, не лучше ли принимать в семинарию не с семнадцати, а с двадцати пяти лет. Как вы считаете, Одран?
— Не знаю, отче.
