Преодолев подъём, они приблизились к «маяку» – свету, цедившему покойно из окна.

– Сейчас мы, парень, и узнам всё. Не спят ещё вон люди добрые.

– А может, только поднялись?

– Может. Постой-ка тут.

Наткнувшись на изгородь палисада, Семён перелез через неё и, пробравшись сквозь какие-то кусты, судя по запаху – смородины, прильнул к оконному стеклу.

Во дворе заскулила собака: она, мол, тут, она не спит, а стережёт дом, и в палисад – туда ещё, мол, можно, а вот в ограду только суньтесь.

Свет горел в другой комнате, на кухне, вероятно, по стене которой моталась тень от суетившегося там человека, похоже, женщины. Разобрать было трудно, так как лампа, скорей всего, стояла на шестке, скрытом от Семёна казёнкой.

– Блины варганить собиратся, – сообщил Семён.

– Баба? – поинтересовался Костя.

– Ну не мужик же. Мужик блины не будет стряпать. Баба. Ишшо кака – вон, видно – в теле.

– А может, и оладьи, – пошутил проголодавшийся Костя.

– Может, и оладьи. Кесто в чашке месит.

– Вовремя в гости подоспели мы.

– Ага. Как угадали прямо, но. Вдова бы, дак…

– Погреться бы, не до вдовы уж.

Козанками пальцев Семён постучал по стеклу и позвал:

– Хозяйка!

В проходе, ведущем из кухни, загородив собою свет, выросла фигура и, не переставая мешать что-то в чашке, направилась к окну.

– Идёт, – сказал Семён. – Грудь, как… прямо… но… колышется… это, и дал же Бог такую.

– Угу, – ответил Костя, бряцая – продрог, промокший-то – зубами.

– Кто там?! – спросила женщина.

– Свои, деушка. Путешественники.

– Чего надо?

– Скажи-ка нам, любезная, чё за деревня это… Мы с другом малось заблудились…

Окно, порвав с треском полосы наклеенной к зиме бумаги, резко вдруг распахнулось.

– Кто, кто-o-o!!

– Путе… – осекся Семён, почувствовал, как лицо его залепило чем-то сырым и тёплым.

– Пут-тешественнннички! Свинья ты нескребённая! Заблудились малось! Я вот счас вас выведу! Я покажу вам счас, чё это за деревня! Вы её разом у меня узнаете! Кобели приблудные! Мореплаватели! Несчастные пропойцы! Я счас ухватом-то…

Семён выскочил из палисадника довольно быстро, расторопней, чем в него забрался.

– Костя! Костя! Где ты?! Это…

Топот Костиных ног слышался далеко уже внизу. С горы неслось:

– Штобыч бы вас параличом обоих распластало! Ноги бы вам там повывёртывать, в потёмках-то! Пьют, пьют – и захлебнуться всё никак не могут, проклятые! Я ему, вшивцу, клету сёдня кепку новую купила! Фигу тебе вот, а не кепку! Лучше бичам отдам, чем на тебе её увидеть!..

Семён на бегу вытирал с лица, нюхал и стряхивал с пальцев тесто, слушал, как впереди шумел водою Костя, и отрывисто, словно отбивал кому-то телеграмму, соображал:

– Кесто кислое, не пресное – Кум любит оладьи – Кепка – Кепку жалко – Куртюмка – Вшивец – Костя уже переплыл – Не научился в детстве плавать – Конец света…