У Сосочной феи хороший вкус, и она не станет поощрять потребительство.

– Но у Зибы тоже хороший вкус, а она такую Сьюзен купила.

Мама выдохнула так, что челка на лбу приподнялась. И сказала:

– Мне кажется, Джин-Хо, самая симпатичная кукла у Сьюзен – та маленькая, курдская. Знаешь, которая стоит у нее на шкафчике, с длинной красной вуалью.

– Но у курдской куклы нет аккксессуаров, – возразила Джин-Хо.

– За ушами помыть не забудь, – велела мама. Потом мама встала, подошла к выключателю, пощелкала. Она так весь день делала, только без всякой пользы.

Пока они вытирались, мама Джин-Хо рассказала им еще немного о вечеринке. Она сказала:

– Подарок будет в камине, Шу-Мэй, потому что Сосочная фея спускается по дымоходу, в точности как Санта-Клаус. Все вокруг соберутся, будут смотреть, как ты открываешь упаковку. Дедушка, дядя Эйб, дядя Мак, наверное, тоже, Язданы… И Люси тоже приедет! Твоя подруга Люси будет с нами!

– А у Люси останется соска? – спросила Шу-Мэй.

– Ох! – вздохнула мама. Потом она сказала: – Ну, может быть, останется. Но это потому что Люси намного тебя младше. На целый месяц! Она еще совсем маленькая! Но как только она увидит твой подарок, я уверена, она сразу же скажет: теперь и я откажусь от соски!

Шу-Мэй крепко сжала передние зубы. Пустышка скрипнула, словно несмазанная дверь.

Когда они спустились, все шары были уже надуты и плавали под потолком гостиной, длинные их веревочки свисали вниз, к ним были привязаны розовые, голубые и желтые пустышки. Для Шу-Мэй это был словно сон наяву – она пустилась бегать по комнате, обеими руками тянулась к соскам, до некоторых сумела дотронуться, и они закачались, но остальные были слишком высоко, ей не хватало роста. Мама сказала:

– Красиво будет, когда они все поднимутся в небо, правда?

Шу-Мэй не ответила.

Пока мама выкладывала в кухне пирожные с глазурью, Джин-Хо с дедушкой поехали на его машине купить готовый обед в кулинарии. Джин-Хо как-то забыла про ураган и даже испугалась, когда все это увидела – обломанные ветки повсюду, на стволах деревьев рваные белые раны с зазубренными опилками, там и сям пробитая крыша залатана листом голубого пластика. Дважды приходилось сворачивать в объезд, потому что улица оказалась перекрыта. Почти ни один светофор не работал, перекрестки они проезжали медленно-медленно, дедушка поглядывал в обе стороны и насвистывал ту мелодию ни от какой песенки, что он всегда насвистывал, когда сосредоточивался. Мертвые светофоры были похожи на безглазых кукол – смотрели так же пусто и страшно. Жарко было почти как летом, мужчины, пилившие деревья, потели даже в рубашках.

– У твоей мамы всегда такие творческие мысли, ты согласна? – заговорил дедушка. – Понимаю, иногда кажется, что она чересчур далеко зашла, но по крайней мере она… вкладывается. Ей не все равно. Ты же не станешь спорить – она по-настоящему заботится о вас. Все верно?

Джин-Хо ответила:

– Мммм.

Она смотрела на дерево, которое упало так аккуратно, со всеми листиками, словно его кто-то бережно уложил набок. Ей хотелось знать, можно ли воткнуть дерево обратно в его яму, как Брайану из их класса воткнули зуб обратно в десну, когда он выбил его, спрыгнув с лазалки. Его мама положила зуб в молоко и поехала с ним к дантисту. Откуда мамы такое знают?

Когда они с дедушкой вернулись домой, в гостиной все уже было готово: на столе скатерть в цветочек, блюда с пирожными и печеньем, миски с мятными карамельками, бледными, как пустышки. Пообедали на кухне. Мама Джин-Хо почти не ела, потому что волновалась из-за прогноза погоды. Ждали снова дождя. Она все поглядывала на небо – оно было чистое, ярко-синее – и все спрашивала, как же возможно запускать шарики в проливной дождь. Папа Джин-Хо посоветовал ей не будить лихо, пока спит тихо. Он часто так говорил.

После обеда Шу-Мэй спала, а Джин-Хо и мама наряжались к вечеринке. Джин-Хо надела красную футболку и новые джинсы с вышивкой, а потом зашла к маме посмотреть, какое у мамы будет лицо. Она знала, что джинсы с вышивкой не слишком-то по-корейски. Но мама сказала всего лишь: «Ты прекрасно выглядишь, моя хорошая», – и ничем не выказала недовольства. Она и Шу-Мэй одела в джинсы, когда та проснулась, так что с этим все было, видимо, в порядке.

Шу-Мэй поспала очень мало. Может быть, возбудилась из-за вечеринки. Или расстроилась. И еще она отказалась от чашечки сока, которую обычно пила после дневного сна, скорчилась за кухонным столом, смотрела на всех сердито, искоса и сосала свою пустышку.

Первыми приехали Язданы, они привезли напитки. Сами и Зиба тащили вдвоем большой переносной холодильник, и все вышли на улицу, чтобы пропустить папу Джин-Хо, который подхватил груз у Зибы.

– Утром у нас на миг погас свет, – рассказывала Зиба. – И я подумала: о нет! Что, если и у нас отключится холодильник? Но это была только секунда.

Между ее расклешенными джинсами и черным вязаным топом виднелась полоска голой кожи. Зиба выглядела очень нарядной. Волосы торчали на затылке длинным хвостом – словно огромная виноградная гроздь, такие же иссиня-черные.