мог назвать других, более близких друзей, но Битси порой действовала ему на нервы. И он не мог удержаться от соблазна посмеяться над ней. Она прямо- таки напрашивалась.

– Послушайте, – рассказал он невесткам Зибы, – несколько недель назад Битси начала приучать дочку к горшку. Сделать это она собиралась с помощью «позитивного закрепления». Битси большой специалист по «позитивному закреплению». Как же она поступила? Устроила праздник горшка. Надела на Джин-Хо шикарные трусы и разослала приглашения четырем ее сверстницам, в том числе Сьюзен. Наверное, предполагался дресс-код «все в трусах», но она хотя бы не настаивала – нам повезло. Потому что Сьюзен еще в этом деле не смыслит, и мы привезли ее в подгузнике. Но Джин-Хо была в трусах – все время задирала юбку, чтобы нам продемонстрировать, – и еще двое детей. А потом у кого-то – не будем называть имен – случился инцидент, и родители начали принюхиваться, и лица у них сделались такие странные, и все смотрели друг на друга, и наконец кто-то сказал: «Не кажется ли вам?..» Но было уже поздно, совсем поздно, потому что неприятность эта произошла на заднем дворе, пока они все там играли, и они десятки раз пробежались по этому самому, прежде чем вернулись домой подкрепиться, и прошлись по коврам, залезли на стулья в гостиной… – Он уже давился от смеха и вынужден был сделать паузу, чтобы отдышаться, и родственники тоже качали головами, с трудом удерживаясь от хохота. – Представляете! – сказал Сами. – Такая вот тематическая вечеринка.

– Надо быть снисходительнее, Сами! – укоряла Зиба.

– Кстати, о вечеринках, – добавил он. – Разве не квинтэссенция американизма – идея Дональдсонов, будто день, когда их дочь попала в эту страну, важнее дня, когда она появилась на свет? На день рождения они дарят ей пару вещичек, но в день ее приезда в Штаты устраивается полномасштабный праздник Прибытия, огромное мероприятие с участием родственников с обеих сторон, с пением песен и показом видео. Гляди! Ты достигла Обетованной Страны. О столп славы!

– Не обращайте на него внимания! – попросила Зиба.

Родственники Зибы и сами были рады-радешеньки попасть в Америку, но все же и они усмехались, не могли удержаться. Сами продолжил:

– Вы же понимаете. И знаете что, сейчас, ко второй годовщине, устраивать этот праздник придется нам.

– Не придется, а я сама вызвалась, – поправила его Зиба. – Наша очередь. В прошлом году принимали они. Только у них подавали торт с напитками – и все, а мне кажется, лучше накормить гостей настоящим обедом.

– Да! Иранским обедом! – подхватила одна из невесток.

– С кебабом, – дополнила другая. – И моргх поло, и сабзи поло, и, может быть, хорошенькой ширин поло…

– Стоп! Стоп! – вскричал Сами, но его возглас заглушила тетя Азра.

– Мне только что сообщили секретный рецепт настоящего мороженого из розовой воды, – сказала она, подалась вперед, прикрыла рот сложенной горсткой ладонью, словно опасаясь шпионов, и шепнула: – Берете кварту «Кул Вип»…

– Вы не поняли, о чем я! – запротестовал Сами, но его уже никто не слушал.

В тот момент, когда готовился праздник Прибытия, у семьи Зибы гостили семеро родичей – двое братьев Зибы с женами и двумя маленькими дочками, а также тетя Азра. Само собой, родители Зибы приехали из Вашингтона поучаствовать в общем веселье, и в доме оказалось девять человек сверх обычного. Приготовления заняли у них неделю – то есть заняли неделю у женщин, мужчины к этому никакого отношения не имели. Они сидели в гостиной, сообщавшейся с кухней, так, чтобы не путаться под ногами, но от женщин их отделяла всего лишь стойка, и они могли подслушивать женские разговоры, попивая крошечными стаканами чай, перебирая массивные янтарные бусины четок и время от времени комментируя негромким кряканьем самые отборные женские новости.

Тетя Азра, например, разводилась с мужем. Она приехала из Тегерана без него – повидать своих детей в Техасе, и надумала остаться навсегда. Поняла вдруг, что ей не нравится секс (мужчины выразительно приподнимали брови, поглядывая друг на друга). Слишком много сил расходуется и слишком много беспорядка, заявила она и захлопнула крышку на рисовом горшке. Женщины желали знать, как принял это ее муж.

– Ну, – сказала она, – я позвонила ему утром в пятницу, когда у нас раннее утро, а там уже вечер, и я знала, что вскоре он пойдет к брату играть в покер. И там найдутся желающие его утешить. Особенно жена его брата Ашраф. Помните Ашраф? Цвет лица очень неудачный, с прозеленью, но такая добрая, такая сочувствующая. В тот раз, когда у меня был выкидыш, она пришла ко мне и говорит: «Я сделаю тебе халву для укрепления сил, Ази-джан». А я отвечаю: «Ох, у меня совсем нет аппетита», а она: «Доверься мне». Пошла на кухню, отослала прочь Акбара – в это время у людей еще были слуги, помните Акбара? Он вместе с братом-близнецом явился к нам из какой-то деревни, такие маленькие, что еще и говорить толком не могли, оба в лохмотьях. Брат хромал, но был очень сильный, он взял на себя сад и вырастил прекраснейшие розы. Никогда ни прежде, ни потом у нас так не цвели розы. Моя соседка госпожа Массуд однажды сказала – та самая соседка, чей сын полюбил девушку-бахаи…

– Так ваш муж? – заорал отец Зибы с той стороны кухонной стойки. – Муж-то ваш как?

Женщины переглянулись, Азра подошла к ним ближе и понизила голос.

– Скверно будет выглядеть, если, утомив нас всеми этими пустяками, она признается, что ее муж застрелился, – сказал мужчинам мистер Хакими.

Он говорил на фарси. Они все говорили на фарси, если только не обращались к Сами или Сьюзен. Каждый раз, когда на такой междусобойчик являлся Сами (а он, между прочим, каждый день ходил на работу), все приветствовали его по-английски и тесть по-английски же спрашивал: «Много ли домов