истрепан. Вынув снимки, Нора мгновенно узнала отца и мать, а потом поняла, что ребенок у них на руках – это она сама; на следующей фотографии родители стояли рядом и горделиво позировали – она решила, что им, наверно, еще нет тридцати; оба нарядно одеты. На остальных снимках тоже были они – либо вдвоем, либо порознь, а кое-где встречалась и она, младенец.

– Я и не подозревала об их существовании, – призналась Нора. – Никогда раньше не видела.

– Наверно, снимала я, но не уверена, – сказала Джози. – Я знаю, что камера у меня была, а больше в то время – ни у кого, и я, должно быть, напечатала их и забыла.

– Правда, он был красавец?

– Твой-то отец?

– Да.

– О, еще какой. Мы, помнится, твердили ей, что если за него не выйдет она, то его приберет к рукам другая, и скоро.

– И ты думаешь, что мама с папой тоже ни разу не видели этих снимков?

– Если это не дубликаты, – ответила Джози. – Я просто не знаю. Странно, что не помню. Снимать мог кто-то другой, но в этом случае откуда они у меня.

– Забавно, как мало они тогда знали, – сказала Нора. – Как мало знали мы все. Обо всем. Я была с ним, когда он умер.

– Вы все были с ним.

– Нет, не все, только я. Мне было четырнадцать.

– Твоя мама постоянно говорила, что у его постели находились вы все, когда он умер. Нора, это ее слова.

– Я знаю, но она все выдумала. Это неправда. Она говорила мне это даже в лицо. Но я была с ним одна и выждала минуту или две, а уж потом сбежала по лестнице. Он умер, а я молча сидела рядом. А после, когда сообщила маме, она с криком выскочила на улицу; я так и не поняла зачем, и после этого к нам явился чуть ли не весь город, а тело еще не остыло.

– Наверно, пришли вознести молитву Пресвятой Богоматери.

– А, ну да, Богоматери. Надеюсь, я больше не услышу молитв Богоматери.

– Нора!

– Так и есть. Бог свидетель, это правда. Я тоже могла помолиться с тем же успехом.

– Бывает, что молитвы даруют немалое утешение.

– Что ж, меня они не утешают, Джози. Во всяком случае, молитвы Пресвятой Богоматери.

Джози взяла фотографии и начала их просматривать.

– Ты всегда была папиной любимицей, даже после рождения остальных.

Она протянула Норе фото, где та сидела у матери на колене. Нора отметила, что мать позирует перед камерой в напряженной позе, а ребенок вроде и не совсем ее.

– По-моему, она не понимала, как с тобой обращаться, – сказала Джози. – А ты с пеленок знала, чего хочешь.

– Двоим другим было проще, – заметила Нора.

Джози разобрал смех.

– Помнишь, что она про тебя сказала? Я сама виновата: спросила, кого из двоих зятьев она любит больше, а она ответила, что чем больше думает, тем сильнее убеждается, что оба зятя и обе младшие дочери ей нравятся больше, чем Нора. Я даже не спросила почему. Не знаю, чем ты тогда провинилась.

– Я тоже. Но что-нибудь наверняка натворила. А может, и нет. Может, ничего и не сделала.

Джози опять рассмеялась.

– Ты мне чуть голову не оторвала, когда я тебе тогда рассказала.

– А по-моему, мне это показалось смешным. Но, может, это я позже так решила.

– Короче, я нашла эти снимки и уверена, что Пэт Крейн может напечатать с негативов еще, если кому-то захочется.

– Они огорчатся, что их нет на фото.

– А мне кажется, напротив, обрадуются неизвестным карточкам с вашей мамой в молодости. Она тогда вряд ли много снималась. Они с удовольствием посмотрят, какой она была.

Нора уловила подтекст, предполагавший, что она-то явно удовольствия не испытывает. Она посмотрела на Джози и улыбнулась:

– Да, в самом деле.

Перед уходом Джози мальчики спустились пожелать спокойной ночи. Позднее Нора поднялась взглянуть на них, они спали. Заперев двери и погасив внизу свет, она прошла в спальню и приготовилась ко сну. В постели она почитала предисловие к книге Томаса Мертона, которую принесла тетушка. Обнаружив, что не может сосредоточиться, Нора выключила свет и какое-то время лежала в темноте, медленно погружаясь в сон.