которые, сколь я понял, все сильнее будут терзать мое нутро, за такое время я рискую полностью утратить всякое человеческое подобие.
Срок оказался где-то посередке между теми двумя границами, что я мысленно для себя определил.
— Полагаю, вам осталось жить не менее года, но никак не более полутора, — сказал доктор.
Как раз в этот миг я почувствовал, что сейчас мои гномы снова возьмутся за меня, и даже отмеренное мне доктором время вдруг показалось избыточно долгим.
Он, однако, словно прочтя мои мысли, поспешил добавить:
— Вы, вероятно, страшитесь возможных мучений? Но тут как раз я в состоянии вам помочь. — На минуту он вышел из кабинета и вернулся с картонной коробкой в руках. — Здесь, — сказал он, — пилюли, которые я привез с собой из Америки. Вообще-то российская медицина их употребление не рекомендует, поскольку привыкание к ним наступает еще быстрее, чем привыкание к морфину, кроме того, со временем они могут привести к вредным побочным эффектам… По-моему, тут попросту проявляется иногда свойственное всему Старому Свету ханжество. Здешние эскулапы, будучи не в силах отменить самую смерть, вместе с тем прилагают усилия к тому, чтобы вы сполна испили всю чашу мучений. Эти же пилюли, несмотря на все побочные эффекты, облегчение вам принесут, тут можете быть уверены.
Я пробормотал какие-то слова благодарности и, чувствуя, что мои гномы уже вот-вот примутся за меня, открыл коробку.
— Да, да, — поддержал меня в этом Забродов, — не следует ждать очередного приступа, лучше его предупредить.
Я принял пилюлю. После этого не прошло и минуты как почувствовал, что гномы, похоже, на время отступились от своего намерения. Взамен страха перед ними пришла некоторая эйфория, какая бывает при легком опьянении. А главное — отныне я не боялся их, этих гномов: упакованных в пачки пилюль была полная коробка. По крайне мере от той пыточной боли я был на какое-то время надежно защищен.
Доктор сказал:
— Здесь их много, думаю, вам должно хватить.
После победы над гномами я как-то на миг позабыл про малость времени, теперь отпущенного мне, даже не сразу понял последние слова доктора: «должно хватить». До какой поры
И вдруг осознал со всей страшной отчетливостью — да ведь ясно, ясно же,
Доктор давал еще какие-то наставления, связанные с приемом этих пилюль, но я уже не слышал его и только повторял про себя: «Боже, Боже!..»
– —
По счастью, боли с этих пор я почти не ощущал, предупреждая ее пилюлями из заветной шкатулки, но с каждым днем чувствовал в себе все большее психологическое угасание. Прокурорская служба уже не увлекала меня, скорей вызывала раздражение. Сколь ничтожными все эти трепыхания казались мне теперь!
Наконец я решил сменить обстановку, как мне и посоветовал доктор Забродов, в начале июня взял длительный отпуск и отправился на Кавказские Минеральные воды, чтобы провести там в тиши и спокойствии большую часть отмеренного мне срока. И пускай хоть весь мир катится в тартарары!
…Как позже выяснилось, он, мир, именно туда в это самое время и катился. А те кровавые события, которые уготовила для меня ожидаемая тишь, они теперь, когда пишу эти строки, конечно же, блекнут на фоне той кровавой вакханалии, в которую вскорости погрузилась наша планета…
…………………………………………………………………………………………………………………………………………
– —
……………………………………………………………………………………………………..
………………………………………………………………………… <…> добавить, что, помимо развалившегося фаэтона, были и другие предзнаменования. Я в них, правда, слабо верю, но порой поди-ка с ними поспорь…
Вдруг, отшагав «прамо» версты три, я то ли услышал, то ли мне примерещилось, что откуда-то из гор донесся слабый стон. Взглянув в ту сторону, я увидел небольшой белый язык, кончик которого свисал с вершины, и догадался, что это и есть ледник Беяз Олим (что в переводе с татарского означает «Белая Смерть»), о котором я накануне прочел в журнале. Позволю себе сделать это отступление не из празднословия вовсе и не из любви к пейзажистике, а по той причине, что сей ледник также вскоре станет одним из главных «персонажей» моего повествования.
Из журнальной заметки явствовало, что ледник «Белая Смерть» сходит раз в шестьдесят лет, сметая все на своем пути и напрочь заваливая единственную дорогу — ту самую, видимо, дорогу, по которой я в этот миг проходил, а последний сход ледника имел место в июне 1854-го года. Существовало местное поверье, что сход «Белой смерти» служит предзнаменованием грядущих страшных событий. Так, якобы то давнишнее его обрушение знаменовало наше грядущее поражение в Крымской войне.
А теперь потрудитесь, прибавьте-ка 60 лет к 1854-му, ну-тка!..
Да, да, я шагал по этой дороге 15-го июня 1914 года! Вам ничего не говорит эта дата?[3] Вот и поспорь после этого с предзнаменованиями!..