Еще удар. Голова Мэддокса мотнулась влево. И еще один. Голова мотнулась вправо. Следующий удар смял в лепешку его нос.

«Бей меня! Еще сильнее! Еще!» – безмолвно заклинал своего противника Мэддокс. С каждым новым ударом присутствие демона ощущалось все меньше. «В поединке Ярости и Насилия последний явно облажался», – ядовито подумал Мэддокс. Мысль о поражении Насилия доставляла ему удовольствие, по своей глубине и интенсивности близкое к сексуальному удовлетворению. «Вот как, должно быть, чувствует себя Рейес, – подумал он с улыбкой. – Счастливый от боли, хотя и лишенный надежды на что-то большее».

Получив очередной удар, Мэддокс случайно прикусил язык, который тут же распух. «Ну вот, теперь я не смогу поцеловать Эшлин», – рассеянно подумал он.

«Зачем тебе целовать ее, когда можно просто трахнуть?» Выплюнув гадость, Насилие снова скрылся, успев, однако, впрыснуть в кровь Мэддокса порцию гнева.

«А ну, хватит! – приказал он себе, обращаясь одновременно и к себе, и к демону. – Я хочу целовать Эшлин, хочу знать, какова она на вкус, и я буду ее целовать. Я мечтал об этом всю прошлую ночь, пока меня поджаривали языки адского пламени».

Удары сыпались на него один за другим.

– Аэрон! Какого черта ты делаешь? – раздался голос стремительно приближавшегося к ним Люсьена.

– Задаю Мэддоксу трепку, которую он заслужил, – ответил Аэрон и наградил друга еще одним ударом.

– Прекрати!

– Нет, – отрезал Аэрон и стукнул Мэддокса по виску с такой силой, что едва не проломил ему череп.

– Не останавливайся, – прохрипел Мэддокс, понимая: еще немного побоев, и демон не покажет носа до самой ночи.

– Я сказал: прекрати! Немедленно! Иначе этой ночью отправишься в ад вместе с Мэддоксом. – Люсьен не шутил, он мог с легкостью выполнить эту угрозу.

Занесенная для нового удара рука зависла в воздухе и медленно опустилась. Оба воина, лежавшие на полу, тяжело и отрывисто дышали. Мэддокс схватил друга за запястье и потянул руку на себя, давая таким образом понять, что хочет, чтобы тот продолжал. Это было ему совершенно необходимо. «Если для того, чтобы отделаться от демона, я должен позволить избить себя до полусмерти, – думал мужчина, – значит, так тому и быть. Лишь бы не навредить Эшлин – она не должна пострадать. По крайней мере, пока…»

Аэрон неохотно поднялся и подал руку Мэддоксу. Столь же неохотно Мэддокс ухватился за протянутую руку и через мгновение тоже был на ногах. Оба воина молча воззрились на Люсьена.

– А теперь объясните мне, что здесь произошло, – поинтересовался Люсьен, который был, как обычно, непроницаем, тогда как сам видел друзей насквозь.

– Мы опробовали новую технику спарринга, – ответил Мэддокс, с трудом выговаривая слова распухшими губами.

Мужчина ощупал свое изувеченное лицо. Демона не было слышно. Мэддокс чувствовал себя почти нормально. Избавление казалось настолько полным и прекрасным, что воин не смог сдержать блаженной улыбки.

– Так и есть, да, новая техника спарринга, – отозвался Аэрон, обхватывая друга за плечо. Один глаз у него заплыл, верхняя губа была рассечена.

Мэддокс знал, что через час они оба будут как новенькие. У бессмертия были свои плюсы. «Вдруг демон вернется, когда заживут увечья?» – со страхом подумал он.

Люсьен открыл было рот, чтобы ответить, но Мэддокс жестом прервал его:

– Я не буду выслушивать твои упреки. Ты засунул Эшлин в подземелье. Благодари бога, что мне уже не хочется придушить тебя.

– Мы подумали, что ночь в камере без еды и одеял развяжет ей язык, – спокойно, без намека на раскаяние ответил Люсьен.

Мэддокс напрягся, в нем поднялась злость. Впрочем, что он с радостью отметил про себя, это была не лютая слепая ярость, которая делала его опасным для окружающих, а самое обычное человеческое раздражение.

– Я просил тебя о двух вещах, – повысил он голос, – всего о двух. Ты не выполнил ни того ни другого.

– Ты просил, чтобы мы ее не убивали, и ты хотел, чтобы ее никто не трогал. Она жива и вся в твоем распоряжении, – возразил Люсьен.

Мэддокс понимал, что друг прав. «Но вы напугали и заморозили ее до полусмерти. Такую маленькую, такую хрупкую», – подумал он, и эта мысль ранила сильнее, чем унизанные перстнями кулаки Аэрона.

– Я не мог проследить, чтобы у нее было все необходимое. Об этом должны были позаботиться вы, – упрекнул Мэддокс, которого всегда бесило, что с наступлением полуночи он утрачивает всякую связь с реальностью: не знает, что делается в замке, и не может защитить себя и близких ему людей. На крепость могли напасть охотники, сжечь ее дотла, а обитателей вырезать. Эшлин могла предать его и впустить охотников внутрь. Да и сама девушка не была в безопасности – ее могли убить, а он даже не узнал бы об этом.

– Слушай, к черту твою женщину, нам всем сейчас не до нее, – сказал Люсьен. – Очень многое произошло с тех пор, как ты в последний раз умер…

«К черту Эшлин?!» Мэддокс исторг страшный рык, в котором потонуло окончание фразы.

– Если она простудится… – пригрозил он, и демон вновь пробудился, приготовившись к войне.