бесчисленном множестве артефактов туриндустрии, сувенирной продукции? Именно это и происходит с самыми известными образцами классического искусства.
Е.Б. В таком случае оригинал становится «немым», он перестает излучать свет, энергию. От картины, которая до бесконечности реплицируется в продуктах маскульта, ничего не исходит. Вообще момент открытия в восприятии искусства очень мало изучен, ему нет научного объяснения. Художественное воздействие связано с «подключением» особой энергетики, с которой и начинается искусство. Актер «… должен приблизиться к категориям сверхчувствительного восприятия, научиться гипнотическому контролю над настроением зрительного зала» («Марк Захаров рассказывает, что значит стать актером». URL: http://www. treko.ru/show_article_1433).
Е. Ш. Несомненно, момент интуитивного постижения искусства очень важен в полноценном восприятии, в осознании эстетической ценности той или иной художественной практики. В ваших работах вы много писали об эмпатии. Что на ваш взгляд важнее для формирования полноценной эстетической культуры личности – непосредственное эмпатическое восприятие или систематическое художественное образование, приобретение «культурного капитала» (термин П. Бурдье)?
Е. Б. Конечно, эмпатия играет роль в приобщении человека к искусству. Но все же самое главное – это активное творческое участие, со-участие в создании образа в художественном произведении. Важен практический характер освоения искусства. Когда я заведовал кафедрой в Академии им. Сурикова, когда преподавал эстетику, вел семинары, то видел разницу между рассказом об искусстве, о жанрах и стилях и непосредственным освоением этого студентом в его работе. Но без этого рассказа многое было бы не понято и не освоено. Полученные знания тогда становятся частью жизненного мира человека, когда они подтверждены конкретикой примера. Я просил студентов проанализировать ту или иную картину и рассказать, в чем проявляется воздействие цвета, какой эффект этим достигается и т. п. Так и рождается понимание стиля, который не существует сам по себе, который воплощен в конкретных произведениях.
Е. Ш. Мне кажется, необходимо находить новые подходы, видеть основную цель преподавания эстетики (и истории искусства в целом). На мой взгляд, важны не столько технические детали стилистических приемов (они, несомненно, важны для специалиста), сколько умение разбираться в эстетической функции этих стилистических приемов, в том, как они способны пробудить эстетическое чувство у разных категорий публики, а не только у специалистов.
Е.Б. Я считаю, что должно быть разделение учебных курсов в зависимости от аудитории. Несомненно, для будущих профессионалов в области искусства нужны углубленные специализированные курсы эстетики. Но и для студентов не-творческих специальностей обязательно нужны курсы по эстетике, которые помогут им не только сориентироваться в мире художественной культуры, но и выработать собственную систему ценностей, как эстетических, так и этических. Кроме того, необходимо использовать все достижения современных технологий, к которым молодежь привыкла с детства, чтобы обогатить возможности различных типов восприятия. В этом смысле мультимедийные учебные материалы по искусству сегодня насущно необходимы.
Е. Ш. Хотелось бы затронуть еще одну важную проблему современной культуры – проблему отношения к культурному наследию, интерпретации классики в современной культуре. Я могу выделить две основных тенденции, которые существуют «рядоположенно» – с одной стороны, это «аутентичная» тенденция, попытка воспроизвести то или иное произведение в контексте его создания, максимальное приближение к времени автора. Я об этом писала в связи с модернизацией оперы современными режиссерами. С другой – что наиболее распространено сегодня – это перенесение действия в современность или в какой-то условный контекст, что подразумевает универсализм эмоций, проблем, человеческих отношений. Что, на ваш взгляд, является наиболее важным для понимания и восприятия произведений искусства?
Е.Б. Я придерживаюсь той позиции, что связь с современностью необходима для «прочтения» классики сегодня. Мы не можем реконструировать то, что ушло в прошлое, в любом случае это будет не акт творчества, а обреченная на провал попытка исторической реконструкции. В нашей жизни другие ритмы, другие реакции. Конечно, когда мы говорим о художественной культуре прошлого, необходимо учитывать и исторический контекст, и стилевую доминанту той или иной эпохи. И все же необходимо делать акцент на современном звучании, с учетом конкретики эпохи его создания. Одинаковых рецептов здесь быть не может. Не может быть нормативной эстетики в применении к творческому акту – он всегда уникален и индивидуален, в подлинном творчестве не может быть дублирования. Кроме того, есть разные задачи. Если задача состоит в том, чтобы как можно более полно раскрыть замысел автора – этот одно. Тогда необходимо вновь вернуться к его эпохе и показать вечные элементы в искусстве прошлого с учетом той стилистики, в которой они были созданы. Но в любом случае показать это надо по-новому. Другая задача – это создание нового типа интерпретации, нового театра, пример чему – театр Мейерхольда.
Е.Ш. И все же – что на ваш взгляд самое важное в процессе эстетического воспитания, что нужно для того, чтобы мир прекрасного открылся перед человеком и сделал его жизнь лучше и интереснее?
Е.Б. Я приведу пример из своей практики. Я уже 15 лет преподавал эстетику, рассказывал о разных направлениях, в том числе о кубизме и, в частности, о Браке, но при этом ничего не чувствовал. Я много ходил по музеям и вот однажды в Праге увидел одну из картин Брака – только бросил взгляд, она зазвучала у меня в душе, и я воспринял ее эстетически. На это ушло около 15 лет. Итак, даже образованный и эстетически подготовленный человек может долго не воспринять эстетическую ценность произведения искусства – на это нужно время. Поэтому когда человек говорит: «Непонятно» – нужно как можно больше ходить и смотреть, и на каком-то этапе эстетическая ценность откроется. Мой отец был художником, он учился в Санкт-Петербурге, у Рериха и все