решаясь даже пошевелиться, и — слушали. Словно боялись пропустить хоть слово. Может, это мне только казалось — сам я застыл, будто античная статуя, «Мальчик, пораженный молнией», но только такими же статуями застыли и все вокруг меня. Все девчонки, даже неугомонная Ульянка, даже равнодушная, одурманенная успокоительным Лена. Все были здесь. Вслушиваясь. Понимая. Сопереживая.
Пусть живые запомнят, и пусть поколения знают
эту взятую с боем суровую правду бойцов:
И твои костыли, и смертельная рана сквозная,
и земля, что впитала горячую, буйную кровь.
Это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,
и сбивали чужих, и рушили с небом мосты.
…Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели,
Мы пред Родиной нашей и в жизни, и в смерти чисты**.
В репертуаре Ланы были и другие песни, и веселее, и печальнее, и она их пела потом, конечно, но только почти все пронеслось мимо сознания, оставляя в голове бессвязные отрывки, будто занозы, вонзившиеся в ладонь. Но эта первая песня, и те слова, что так просто и буднично сказала незнакомая вроде бы, чужая девушка… Нет. Она уже не была чужой. Для меня — не была.
— Ты ее знаешь? — Мику сидела совсем рядом, и ее маленькая ручка словно утонула в моей ладони. — Вы… были знакомы раньше? Ты знал… знал, что она будет петь именно это? Или попросил… ее?
— Нет, — покачал я головой. — Не знал, не говорил, не просил, и вообще в глаза не видел до этого вечера. Но… я рад, что так получилось, Мику. Правда, рад.
— Спасибо, Саш, — это было уже совсем тихо, но я услышал. — Ты мне очень… очень… сильно помог. Спасибо тебе.
— Да ты чего? — набросилась Алиса на Славю чуть ли не с кулаками после того, как экран с лицом одноглазого парня погас и снова принялся выдавать бессмысленные квадратики да черточки. — С какого… дьявола ты согласилась? Да еще и решила за всех нас! Да он же… он же нам… Мы ему не нужны, ты же помнишь!
Видно было, что ей хотелось сказать куда больше, но предполагаемая прослушка накладывала свои ограничения. Поэтому я молчал, хотя по сути был согласен с рыжей — легкость, с которой Славя приняла план одноглазого, была удивительной, учитывая ее ненависть к тряпкам вообще и этим конкретным тряпкам в частности.
Славя медленно закрыла и открыла глаза — правый, кажется, был чуть краснее, чем обычно.
— Все нормально, — сказала она ровным голосом. — Варианта было всего два: пропуск хода и участие в предложенном мероприятии. Стратегия учит, что пропуск хода экономически неэффективен. А участие… посмотрим.
Алиска еще несколько секунд сверлила Славю гневным взглядом, после чего раздраженно фыркнула и забралась к себе на вторую полку — в сотый раз считать дырочки вентиляционного отверстия на потолке.
— Славяна Сергеевна, а расскажите чего-нибудь интересного, — голосом капризной маленькой девочки сказала Ульянка. — Для разрядки международной обстановки, а также просто так. Про шрамы свои знаменитые, например. Про них в специнте легенды ходили.
На лице блондинки промелькнула мрачная усмешка.
— Ходили, значит?
— Большинство, — сказал я, — придерживается мнения, что это была схватка с белым медведем. Летальный исход для косолапого. Мементо мори. Имеется версия, что медведей было два, плюс стадо диких американских бизонов. А еще…
— Помолчи, Саш, — Славя машинально потерла раненую половинку лица.
Стало так тихо, что я практически слышал, как в воздухе сталкиваются молекулы.
— Десантники занимаются затыканием дырок, образующихся при обороне укрепрайонов, — начала она. — Играют, короче говоря, роль пожарных, которых бросают обычно в самое пекло. И я пошла в разведроту именно по этой причине — не давать этим тварям убивать своих. Раз уж совсем своих я так и не смогла уберечь.
Помолчала.
— Но тут есть одна тонкость. Десант прибывает когда есть опасность прорыва обороны, то есть исправляет ошибки других. А мне хотелось… хотелось действовать самой. Бороться. Стрелять. Нести ответственность только за себя. Наверно, я была не очень хорошим солдатом.
— Наверняка, — поддакнула безжалостная Ульянка. — И что случилось?
— Я хотела перевестись в операторы, — пожала плечами Славя. — Подала рапорт, получила отказ. В операторы берут только физически неполноценных. Инвалидов. Калек. А у меня здоровье, как у спортсмена-разрядника и единица зрения, плюс снайперская подготовка. Незаменимый кадр, фактически.