более интересных материй, чтобы аудитория, ввергнутая в сон твоим тонким психотерапевтическим анализом, немного пробудилась и поаплодировала.

Оживленные аплодисменты в студии.

— Следует заметить, что каждый сеанс психотерапии — это серия выборов путей на развилках без дорожных знаков, — сказал Акерман.

— А психиатрия всегда являлась сложной вещью, о чем могли рассказать все, но не всегда верно, — добавил Кинг.

— В действительности это было ещё и страшно.

— Очень страшно.

— А с развитием психофизики стало совершенно невыносимо.

— Хотя процент исцеления больных и взлетел до небес. Иссушенные, валящиеся с ног после единения сознания психиатры ломили несусветные цены, и в конце это окупилось — родились нейрокомпьютеры, использующие принципы голографии, а потому единение сознания стало случаем действительно редким, потому как компьютер являлся и изолятором ЦНС, и проводником тока, и модулятором изображения.

— Таким образом, современная психиатрия стала вполне прикладной и доступной для широких слоёв населения.

— С которой можно весело и относительно дешево поиграть, как с новой игрушкой с радиоуправлением, вроде этих новых кошмарных лодок и вертолетов, правда, Ларри?

— Конечно, правда, Джон. А нам с этими дебилами потом приходится работать. И я не всегда имею в виду психов: гораздо больше людей не хочет покидать голографическую симуляцию сознания, отрекаясь от реального мира в пользу воображаемого.

— Слушай, — каким-то образом мой шепот перекрыл глупое телевизионное бормотание. А может, я умудрился задремать на несколько минут — уж очень странные вещи говорили парни на экране. — Ульян!

Мелкая, лежащая на соседней койке, конечно, еще не спала и немедленно растопырила синие глазищи.

— А? Чего тебе, отстающий?

— Вопрос имеется. Ты же со всеми девчонками вроде общалась, наверное, выяснила, кто там есть кто?

Хитрые синие глаза прищурились.

— Может, и выяснила, тебе-то что? Если б ты не сидел в углу обморочным сычом, тоже мог бы пообщаться, да и узнать разное. Что у тебя с ногой, кстати?

— С велосипеда неудачно упал. А насчет выяснения… не у всех, понимаешь, такие дедуктивные способности, как у тебя — ты, фактически, Джеймс Бонд и майор Пронин в одном лице, смекаешь?

Если бы мы жили внутри шоу Акермана и Кинга, сейчас непременно прозвучал бы закадровый смех. Ульяна важно покивала.

— А ты думал? Поживешь с мое, еще не то научишься узнавать!

— Вот Славя, скажем… Наливаныч обронил, что ее из десантников к нам перевели… неужели только по ранению?

— Не, там другое что-то, — поморщилась Ульяна. — Она про это не говорит совсем, только ляпнула как-то, что долго проходила психологическую реабилитацию, по спецкурсу. После обычного ранения на такое не направляют, зуб даю. Да и к нам ее перевели не просто так. Шибко секретная девушка.

— А Алиса-то, рыжая, что? Странная она, нет?

— Тебе лучше знать, вы же с ней знакомы, как я понимаю, — Ульяна посмотрела со значением. — Может, даже довольно близко? Я бы не удивилась, у нее всегда было с головой не очень.

— Вчера случайно пересеклись в парке, — ни словом не соврал я. — Шапочно знакомы, можно сказать… Погоди, что значит «всегда с головой не очень», ты ее тоже знаешь?

— Есть такое дело, — Ульяна хмыкнула. — Точнее, знала раньше. В одной школе учились.

— Серьезно?

— Ну. Она в восьмом классе, я в пятом. Только это два года назад было, мирное время, все такое.

— А потом?

— Потом школу разбомбили, куда Алиску перевели, понятия не имею, а я так… в беспризорницы подалась.

— Врешь!

— Чего это?

— У нас в стране нет беспризорников с… тридцать второго года, что ли, — напряг я память.

— Ну, тогда можешь смело считать, что меня нет, — хихикнула Ульянка. — Я тебе снюсь.

— Эх, если бы, мелкая. Так что там с Алисой?

— Тили-тили-тесто… — противным голоском пропищала Ульяна. — Ну, она нормальная, на самом деле, только немного задроченная. Выглядит сукой, но это она специально, чтобы отсеивать всяких хилых придурков… Правда, информация могла устареть — нынешнее время очень сильно людей меняет, сам понимаешь. И рука у нее тогда была, если ты об этом. Протез — это уже недавнее приобретение. Или потеря, как посмотреть. Я сама офигела, если