— вечный, широкий и хмурый. В облачном низком небе было не видать вражеских аппаратов, его не резали на куски прицельные трассы автоматических пушек и не подсвечивали вспышки от попаданий ракет. Только вдалеке, за горизонтом и ближе, вставали черные столбы дыма — это горели упавшие штурмовики тряпок. Хорошо горели, качественно.

Словом, вторжение пока не состоялось. Правда, не было и наших вертолетов, не шуршали соосными винтами о холодный воздух малютки-«камовы», не парили в вышине свидниковские «мили», похожие на печальных скумбрий**. Традиционного радиообмена и порыкивания аварийно-спасательных машин и «скорых» поблизости тоже не слышалось. Тихо было вокруг и пустынно.

Нас просто бросили.

Нельзя сказать, чтобы меня это сильно удивило. Человеческая жизнь в современных условиях не стоила вообще ничего, даже меньше, чем ничего — сплошные убытки из-за расходов на поддержание жизнедеятельности без явного положительного результата. Но хотя бы разведывательные партии должны были послать? Оценить ущерб для оборудования, по возможности эвакуировать тела — а то ведь завоняются там, внутри, нехорошо выйдет. Логично?

Логично. Значит, машина есть, и недалеко. Осталось ее найти. Но только сначала нужно сделать еще одно важное дело.

Уложить Алису на землю. Подложить под ноги свернутую куртку, усилить приток крови к мозгу. Стереть грязь и мерзость с лица. Расстегнуть воротник, ослабить пояс. Теперь вроде на бок нужно перевернуть? Или искусственное дыхание сначала? Черт…

Через балку пролетел порыв холодного ветра. От города донесло запах дыма, огня и химии. Алиса вздрогнула и открыла глаза.

— Чего пыришься, извращенец? — поинтересовалась она слабым голосом. Зрачки у нее были нехорошие, сотрясение, как минимум. Детский сад, учитывая чуть было не случившуюся альтернативу. — Небось даже изнасиловать не догадался, когда я в отрубе валялась?

Я и она. Все было как обычно. Все было как раньше. И мы не победили в упорном бою злобных пришельцев, и не освободили планету от их злого могущества, не вырвали победу из их скрюченных лапок, не покончили одним ударом с долгими месяцами чудовищного напряжения и боли. Так бывает только в сказках.

Но Алиска осталась в живых. Это было несравнимо, в тысячу раз важнее.

— Закусывать надо, Двачевская, — сообщил я, отворачиваясь от прекрасного видения. — Тогда и вырубать не будет. Нашел тебя в луже блевотины, весь перемазался, пока тащил.

— Да на хрен тебя, дебила, — среагировало видение. — Надо было и бросить там же, но когда бы ты еще до девушки дотронулся, чертов калека? Стопудово все форменное хэбэ обтрухал, пока об меня терся.

— Не за что, гражданка слот-машина, совершенно не за что, — я принялся взбираться вверх по склону. Голова, несмотря ни на что, работала четко, как ЭВМ в центре. Обзывалку, к примеру, я придумал буквально за секунду.

— Это почему это я слот-машина? — озадачилась Алиса. Она не пыталась встать, но следила за мной внимательно, часто моргая и сглатывая.

— Потому что однорукий бандит, почему же еще. Я поищу наших, а ты пока валяйся.

Вокруг холма с аварийным выходом было натоптано множество тропинок, и подниматься было легко. Надо думать, гражданские тут гуляли частенько, несмотря на все запреты и дозоры. Место-то хорошее — живописное, а на миру, как говорят, и смерть красна.

Машины обнаружились на третьем от нас пригорке, поближе к мосту. Общевойсковая, типа «Урала» с маячками, и еще «скорая». Подумали-то о нас, бродяги. Могли бы и просто труповозку вызвать.

— Ну что ж ты за зараза такая, прости господи! — Лицо Наливаныча несло на себе гримасу держащего на плечах небо атланта, которому только что сообщили, что тарифный отпуск откладывается еще на полсотни лет. Он глядел недобро, но на самом деле это была чистая видимость; и богатырский покрик его, от которого в здании дрожали стекла, был эквивалентом негромкого дружеского ворчания. — Даже помереть как следует не можешь, извиняюсь за грубость!

— Так точно, тащ подполковник! — согласился я обычным голосом, сидя перед ним. Полагается стоять, конечно, но мы же инвалиды, не забыли? Потому такие преференции. А секретами своего чудесного выздоровления я делиться ни с кем не собирался.

— Что «так точно»? — начштаба поглядел на меня, утирая лысину. За дверями его кабинета шла обычная суетливая рутина, подстегнутая ремонтными работами — укрепрайон был раздолбан буквально в щебень, и от восстановления его боеспособности зависела судьба и города, и всего региона. Из этого следовало много всего, но в первую очередь то, что в ближайшие дни наши услуги вряд ли там понадобятся, а с другой — укладывать нас обратно в кому было себе дороже, могли перебросить на другие районы.

— Так точно, Анатоливаныч, принимаю ваши извинения, — пояснил я. — Те, которые за грубость.

— Ой, дурак… — опечалился начштаба. — Не хотел я тебя отдавать на съедение журналюгам, но теперь решил — кончено. Зачем ты мне такой идиот нужен, пусть лучше они тобой питаются, авось отравление заработают. Желчным пузырем твоим.

Как выяснилось чуть ранее — пока я лежал в «скорой», которая с диким воем «везем раненого героя!» неслась по засыпанным осколками и сочащимся дымом улицам — после нашего коллективного залпа из плазменных орудий, плюс массового запуска баллистических ракет с нескольких точек, вражеская тарелка раздумала падать на город и поднялась обратно на орбиту. Ядерным оружием, пока она была в атмосфере, лупить не стали, не дурные — а потом