и полагается провожать в последний путь истинных героев, спасших человеческие жизни.
Виктор, тем временем, принял решение:
– Вырубим блокатором.
Дерзкий тон Джоаны только усилился:
– Ты видел сколько их там?! Да если останется хотя бы пять-шесть тварей, мы – покойники.
Абдул передвигался медленными и неуверенными шагами. Скрывшись за угол тягача, он, едва не валясь с ног, тяжело облокотился о решётку радиатора, и сердце забилось ещё сильнее. Каждый новый удар казалось вот-вот разорвёт грудь.
После минутной перепалки Джоана всё-таки достучалась до Виктора.
– Ладно, твоя взяла. Значит так,…
С обратной стороны послышался скрип открывшейся двери. В кабину залез Абдул. Он медленно, натужившись, выталкивал из салона корпус Прометея. Теперь это был простой бесполезный кусок металла.
После того, как некогда послушный крюгер с громким звоном рухнул на землю, Абдул уселся в водительское кресло, и крепко захлопнув дверь, поднял стекло, оставив небольшую щель в окне.
– Абдул?! – почти крикнул Виктор.
Все трое трусцой поспешили к кабине. Виктор поднялся по стальной лестнице справа от двери и прислонил голову к той небольшой щели, которую оставил Абдул между стеклом и дверной рамой.
– Ты что задумал!?
Он отчаянно дёргал за дверную ручку, но та не поддавалась. Дверь была заблокирована.
Джоана потянулась к револьверу за поясом.
– Я слишком сильно нагрешил – речь Абдула звучала, как предсмертная исповедь.
– Так, вылезай. Не дури – спокойно Виктор старался выманить его из кабины.
– Много людей погибли из-за меня – монотонность его голоса не поменялась, а глаза продолжали смотреть куда-то в пол.
– АБДУЛ!
– Это я заставил десятки семей тонуть в слезах и жить в горе от утраты. Я не сделал в этом мире ничего доброго. Я был террористом, мразью среди стада сплошной мрази, и не заслуживаю ничего, кроме адской печи. Такому как я, место на электрическом стуле. Моё появление на этот свет стало большой ошибкой, ибо я стал причиной тех бед, которые посетили дома? семей убитых из-за меня людей. Пришло время мне пожертвовать хоть чем-нибудь ради других. Но у меня нет ничего, кроме своей чёрной грешной души. Пора отправить её к праотцам.
– Абдул!? Абдул!? – повторял Виктор с каждым разом всё громче. – Ты забыл? Тебя ждёт семья! Ты ждёшь встречи с ними! О… о… они ждут тебя!
Виктор дёргал за ручку, и после нескольких попыток ударил ладонью по ней.
Из кабины доносился жалостливый плач Абдула, а его руки вяло свисали с огромного руля бензовоза:
– Я… я… солгал. Прости. Пожалуйста… прости, если можешь. Позволь мне просто рассчитаться по долгам.
– Нет никаких долгов! – продолжал в резкой форме говорить Виктор.
– В последние месяцы своей никчёмной жизни я обрёл семью. И теперь хочу пожертвовать собой ради неё.
Слёзные потоки пробегали по его щекам, и голос наполнялся хрипом:
– Дай мне сделать это… умоляю. Позволь мне отдать свою жизнь, чтобы ваши не оборвались.
Губы Абдула растянулись. На фоне густой щетины показались белоснежные крепко стиснутые зубы. Его голова опустилась, будто стараясь спрятать глаза от того, перед кем он испытывал чувство глубокого стыда и вины. Веки крепко сжались, а уголки его рта продолжали охотно принимать свежие слёзы; слёзы, наполненные стыдом, виной, позором и ненавистью к самому себе.
Виктор долго и пронзительно всматривался в профиль лица, за которым скрывались сплошные муки и терзания от собственных деяний. Он протянул через щель руку, сжал ладонь братским рукопожатием, и сказал, выдавливая из себя эти слова через силу:
– Прощай, … друг. Извини за…
Абдул прервал его:
– В этом мире ничего не происходит просто так. Если листок падает с дерева, значит такова была воля Аллаха. Если со мной произошло что-то нехорошее, значит я это заслужил. От встречи с вами у меня остались только самые тёплые воспоминания. Все вы – самое светлое, что было в моей жизни. Спасибо, что приняли. Спасибо за всё. Да поможет вам Аллах.
Абдул думал о том, какой ценой далась ему эта отвага – результат стремления искупить хотя бы самую ничтожную малость того зла, которое он принёс этому миру. Так он считал.
