соблюдения тех норм, которые и раньше позволяли прекрасно сосуществовать разным культурам. А что касается преступников, то не думаю, что они смогут противостоять тем, кто стремится к восстановлению утраченного мира. Преступник не имеет никаких моральных принципов чтобы ценой риска защитить кого-то другого. Это – мразь, которая всегда думает только о себе и поэтому преступники существуют по одиночке или держатся малыми группами. Им не по зубам огромная толпа миролюбивых людей, которые горой постоят друг за друга. Террор не длится слишком долго, потому что тогда вкус мирной жизни (даже самый слабый её привкус) становится слишком сладким для того, чтобы продолжать насилие. К миру привыкают быстрее и охотнее, чем к вражде. А сегодня террор длится уже пятый год, и от него люди сильно настрадались. Вот почему даже на такой разрушенной Земле насилие не сможет охватить разум каждого. Тем более в том случае, если главный враг человека падёт, то будет очень веское основание для того, чтобы прожить остаток своей жизни в абсолютном мире и взаимопомощи с остальными. За эти четыре года люди настрадались. Они слишком устали от насилия и страха. Вот увидишь, стоит дать им возможность, и они по достоинству оценят мир после стольких дней ужаса.

– …

– Я всю жизнь посвятил одному единственному делу, которое всегда было переполнено крови, лжи и насилия. И даже сейчас, когда всё полетело к чертям, я продолжаю заниматься этим. Я – агент разведки. Я убивал людей. И убил не мало. Во время слежки за ячейками ЦРУ в Восточной Европе я за одну неделю отправил на тот свет двадцать шесть человек. Убийство – часть моей работы… была ею, и остаётся. Стало быть, я решаю проблемы насилием. Но даже я, профессиональный убийца, спустя столько лет службы, не могу понять одной простой вещи – почему настрадавшись от террора однажды, человек не останавливается и продолжает проливать кровь. Если ребёнок обжёгся о кипяток, то он становится достаточно мудрым, и ни за что не потянется к кипятку второй раз. Но в войне эта мысль почему-то ни до кого не доходит. По собственной глупости люди убивают сами себя. Даже Я не вижу никакого смысла в насилии. Но сейчас всё обстоит совсем по-другому. Насилие конечно будет, но на первых порах. Его быстро погасят те, кто сплотится во имя общего блага. А потом… я уверен, что после такого кошмара люди ещё долго не прикоснутся к оружию.

Эти слова всплыли из уст при виде озабоченного лица Сары. Виктор и сам хотел бы в это верить, но удостовериться в этом, или в обратном, он сможет только если доживёт до тех времён, когда крюгеры уйдут в небытие. Неизвестно, кого среди уцелевших больше: миротворцев или мразей, среди которых воры и насильники. А пока он был вынужден говорить именно это, чтобы снизить градус напряжения у и без того напуганной девушки, которой есть ещё за кого переживать кроме себя.

Сара переварила слова Виктора, и произнесла то, что казалось ей вполне очевидным:

– Наверное, я себя сильно накрутила.

Он её убедил. Иначе не могло быть. Виктор был для Сары человеком с железным характером и непоколебимым авторитетом. Его руки – надёжная защита от врага, его слова – догмат. Сара воспринимала Виктора именно так.

– Это нормально – утешал Сару Виктор. – У тебя маленький брат, которого нужно защищать. Ты постоянно за него переживаешь. А после долгих и опасных скитаний в одиночестве, тебе, разумеется, до сих пор страшно за то, что произойдёт завтра. Но не стоит забывать, что мы рядом. Теперь вы не одни. У вас новая семья. У каждого из нас новая семья. Все мы не одиноки.

За всю жизнь Сару так успокаивать мог только её отец. Он постоянно приводил железные аргументы, которые заставляли её пересмотреть свои внутренние страхи. В этот момент Виктор ей сильно напомнил отца. Он был, разве что, на пять или шесть лет моложе её отца, когда она в последний раз видела его.

– А что там? – спросила она, указывая глазами на флэшку в ладони Виктора.

Это было всё, что напоминало ему о семье, плюс золотой кулон на тесёмочке, который раньше носила его дочка, а теперь он хранит его в нагрудном кармане слева, ближе к сердцу. Перед отъездом в Бельгию Виктор подобрал кулон с пола своего автомобиля, когда дочка сходила с машины. Он не успел остановить Елену, когда она уже побежала к ступенькам школы. Из-за скорого рейса ему пришлось поспешить в аэропорт. Он решил вернуть кулон по возвращении из Бельгии.

Он уже более получаса смотрел на флэшку и крутил её на ладони. Он смотрел на это пластиковое покрытие, а видел её содержимое.

Виктор направил свой пронзительный взгляд в глаза Саре и сказал:

– Я всегда верил, единственное, что невозможно забыть в этом мире – это лица самых дорогих тебе людей. Сколько бы времени ни прошло, но я до сих пор помню каждое очертание жены и дочери. Я помню каждою ямочку на их лицах.

Сара с большим интересом и внимательно слушала каждое слово.

– Мы с женой как-то собрались на праздничный ужин к друзьям, и она жутко переживала из-за макияжа. Однажды она купила тушь, которая оказалась дешёвой подделкой. Под глазами остались следы от небольших потёков, и она комплексовала по этому поводу всё время до той поры, пока краска сама не отошла. – Пока Виктор рассказывал об этом, на его лице вырисовывалась очень слабая улыбка. – Она сильно переживала, потому что пока эта дешёвая косметика не сошла, ей приходилось наносить большой слой нормальной туши и тональный крем, чтобы скрыть эти следы. Вот и в тот вечер, как бы я её не утешал, она не могла успокоится и постоянно поворачивалась ко мне за праздничным столом и спрашивала, нормально ли выглядит её лицо. Она так сильно и так часто переживала из-за этого, что тот след от туши я запомнил на долго.

После того, как на его лице проскользнула более сильная улыбка, в голосе Виктора смешивались тоска и смех: