В 70-х Нуланд сам едва не оказался жертвой врачебной группы, которая намеревалась излечить глубокую депрессию, в которую он в тот период впал, при помощи префронтальной лоботомии (или лейкотомии).[22]

Если бы все шло как планировалось, Нуланд был бы превращен в лишенный эмоций объект с остаточным интеллектом, которого хватило бы ровно для мытья туалетов в том же госпитале, в котором доктор некогда служил хирургом. Но в последний момент в консилиум вмешался его друг. По мнению знакомого Нуланда, его лоботомия могла быть отложена, и на первом этапе стоило попытаться подвергнуть больного серии электрошоковой терапии. К счастью, электрошок хорошо помог, и Нуланд вернулся к хирургической практике.

Позднее Нуланд стал писателем, мистически поклоняющимся «человеческому духу» и Воле-к-жизни, хотя и не совсем в шопенгауровском смысле. В заключении «Как умереть», Нуланд пишет: «Искусство смерти есть искусство жизни». Что Нуланд не упомянул, так это то, что практике искусства жизни весьма помогает, если вы имеете знакомого врача, который избавит вас от ненужной лоботомии, или ненужного хирургического вмешательства.

Человеческие инстинкты, направленные на то, чтобы продлить собственный «образ жизни» долее других, забавно описаны в фильме Стенли Кубрика: «Доктор Стейнджлав, или как я перестал бояться и полюбил атомную бомбу».

Столкнувшись с вероятностью уничтожения всего человечества путем применения русскими оружия чудовищной разрушительной силы, приводимого в действие в ответ на начало любой ядерной атаки во стороны США, и поддавшись на уговоры бывшего нацистского ученого, доктора Стрейнджлава, американские политики и военачальники разрабатывают план выживания в глубинной шахте, в недрах которой можно существовать в течении сотни лет, после чего уцелевшие смогут выбраться наружу, и, по оценке доктора Стрейнджлава, вернуться к уровню текущего ВВП в течении, скажем, «двадцати последующих лет».

Обеспокоенный тем, что у русских может оказаться в запасе подобный же план, генерал Бак Тёрджидсон, провидец, вполне соответствующий своей должности, рассуждает следующим образом: «Полагаю, что мы должны взглянуть на это с военной точки зрения. Предположим, что русские одну бомбу припрятали, понимаете меня? И когда мы через сто лет выберемся наружу, они смогут нас прихлопнуть!»

Другой генерал вполне согласен с Тёрджидсоном, и добавляет, «Господин президент, с нашей стороны будет весьма наивным полагать, что наши современные разработки хоть как-то изменят советскую захватническую внешнюю политику. Я говорю о том, что мы должны быть настороже и помешать русским воспользоваться собственными средствами убежища под землей, чтобы размножиться там гораздо многочисленней нас, а потом одолеть нас большим числом после нашего выхода на поверхность!»

Вопиющее безумие этой сцены получило живой отклик аудитории, покатывающейся со смеху, поскольку фильм Кубрика был выпущен в 1964 году. Персонажи представляются нам смешными маленькими марионетками, поскольку выдумывают план выживания, успех или неудачу которого им не суждено увидеть. Все что они желают, это чтобы последующие поколения продолжали биться в той же сумасшедшей истерике, что и они сейчас. В терминологии Цапффе, «Доктор Стрейнджлав» является художественной сублимацией нашей обеспокоенности. Аудитория надрывает животики над сценами фильма, при этом продолжает беспокоиться о сохранении образа жизни, который фильм высмеивает. Если бы сценарий этого фильма осуществится, на поверхность из шахты выбрались бы толпы, завывающие в стиле не менее безумном, чем те, которые в шахты когда-то спустились.

Афоризм Джорджа Сантаяны, «Тот, кто не помнит своего прошлого, осужден на то, чтобы пережить его вновь» — это один большой вопль. Только повторяя свое прошлое вновь и вновь каждый день, люди еще способны выживать и размножаться. Но как увязать с этим факт того, что мало кто из нас желает быть обреченным на повторение своего прошлого. Или с тем, что никто из смертных просто не в состоянии из своего прошлого что-то запомнить и понять, и изменить свой «образ жизни». Таким будет сценарий конца времен, пролог к мелодраме, завершающейся явлением Последнего Мессии.

Исследования сознания иногда привлекают внимание к феноменологической точке зрения о том, что во время нашей смерти умирает и весь наш мир,