Galen Strawson объясняет подобное переживание аналогичным образом: Для большинства людей «их личность есть нечто, что они не замечают, и в результате, не могут единомоментно определить. Они словно смотрят сквозь свои личности, или смотрят из своих личностей; сквозь глобальное и незримое условие своего существования, подобное воздуху, но не объекту опыта» («Чувство Себя» в От Души к Я, под редакций M. James C. Crabbe, 1999).
12
Человеческое «чувство поиска смысла» действует в автоматическом режиме, включаясь только когда-то что-то начинает барахлить, а не тогда когда все работает нормально и как по маслу. Эта система шатунов и шестеренок нашего психологического механизма лучше всего может представлена как набор уставок, запрограммированных в виде чувств или эмоций. Когда одна из этих уставок превышается кем-то или чем-то, наша система поиска смысла пробуждается и предстает лицом к лицу с неприятелем. Однако после того как проблема решена, система снова уходит в режим автоматического ожидания. Только малый процент человеческих сознаний фиксируется на поиске смысла без болезненных внешних побуждений. Если для большинства представителей нашей расы смысл происходит из справочников, в которых поиск происходит по главам и абзацам, — «Бог существует», «Человек обладает сознанием», «Моя страна самая лучшая в мире» — то для малого процента людей смысл вытекает из одного особого источника: чувства таинственного.
В своем эссе «Стена и книга», аргентинский писатель 20-го века Луис Борхес сказал: «Музыка, ощущение счастья, мифология, лица, на которых время оставило след, порой — сумерки или пейзажи хотят нам сказать или говорят нечто, что мы не должны потерять; они затем и существуют; возможно эта близость откровения и представляет собой эстетическое событие.» (выделено мной). Лавкрафт начал «Заметки о написании фантастических историй» со следующей фразы: «Причиной, побуждающей меня писать, является желание испытать чувство удовлетворения, связанного с четкой, проработанной, стойкой визуализацией тех смутных, неуловимых, отрывочных впечатлений от чуда, красоты и предвкушения риска, которые передаются мне определенными зрительными явлениями (сценическими, архитектурными, атмосферными и т. д.), идеями, происшествиями и образами, с которыми я встречаюсь в искусстве и литературе.» (выделено мной). Это ощущение тайны, невозможное к выражению языком обычного знания, тем не менее всегда составляет сущность ожидания, объясняющего привлекательность историй о сверхъестественном («Ивы», Блэквуда, «Цвет из иных миров», Лавкрафта, «Падение дома Ашеров», По). Для Борхеса и Лавкрафта опыт, который готово им сообщить осмысление тайны, рождается из созерцания произведений искусства или эстетики образов мира.
Однако для других людей переживание поиска смысла через ощущение тайны не происходит, может быть из-за грубости их характера, или по причине их текущих обстоятельств, убивающих ощущение тайны, таких как депрессия, болезнь, или крушение всего значимого для человека. Но когда ощущение тайны возникает, оно существует лишь на пороге возможности осуществления. Стоит только тайне проявиться, как она съеживается, рассыпается, и опадает сухой листвой. После этого наступает пора изучения, исследований, записок, теорий и сюжетов, которые описывают суть объекта таинственности как перечень данных. Заявление о существовании некоего бога есть оживление тайны его бытия. Но привнесение бога в область существования в виду того, что он соответствует неким критериям божественности, есть убийство бога путем сведения его к дешевому заводному идолу, с командой теологов и пиарщиков за его деревянной спиной. Это объясняет, почему так много богов — в сущности, почти все они — рухнули или находятся в процессе распада: любой бог теряет свою тайну потому, что постепенно становится переквалифицированным для своей работы. После того как тайна бога ушла, начинаются споры о реальности этого бога. Логика отводит бога в реанимацию, в которой его целебная таинственность истекает кровью досуха. И в итоге, еще один «живой бог» следует в морг ученых.
13
В своём эссе «Доктрина Циклов» Борхес одновременно цитирует и развивает несколько катастрофических опровержений древней теории вечного возвращения всех существ и событий снова и снова, вечно и бесконечно. По словам аргентинского ученого книжника «вечное возвращение всего» есть «самая чудовищная в мире мысль».
14
Бесконечно тщетна риторика оскорбительного высокомерия в устах неверующих. Лишь богохульства верующих, которые порой чувствуют себя