Распятого, Ницше представил свои собственные заповеди через антихристоподобного мессию Заратустру, который был выведен с тем, чтобы взять на себя управление христианством западного мира и подложными средствами удержать его на плаву. Если разобрать мешок выдумок от наших дней до начала света, ни одна из них не была настолько «нормальной» как у Ницше.

Но почему этот нет-говорящий да-человек решил, что так важно поддержать нашу честь мундира, отражая кризис нигилизма, который он предсказал как предстоящий? Ницше не мог представить, что в некоторый момент люди могут отвернуться лицом к стене, по причине удешевления ценностей, которые могут измельчать, но не могут исчезнуть совершенно.

Те, кто предположительно должен был выбегать на улицы в панике беспринципности, выжили без задоринки: кем бы они ни были, нигилистами или нет, они вернулись домой с пригоршнями аффирмаций.[10]

«Опубликоваться или погибнуть» не тот вопрос, о котором профессионалы мысли должны долго думать. И какой бы моральный кризис не лежал впереди, он случится в окружающей среде, не затронутой нигилизмом.

В качестве угрозы человеческому воспроизводству, нигилизм так же мертв, как и Бог. (см. James E. Edwards, Простое чувство вещи: Судьба религии в век обыкновенного нигилизма, The Plain Sense of Things: The Fate of Religion in the Age of Normal Nihilism, 1997.) Покончить со своими ценностями невозможно, это идеал, который можно представить только для случая, когда человек пришел к своей естественной кончине. Шопенгауэру, этому виртуозу девальвации жизни, это было известно. Однако Ницше, обеспокоенный нерожденными воображаемыми ценностями, которые, как он представлял, будут вдохновлены его работами, трепетал над ними, подобно отцу в ожидании дитя, в представлении которого его имя, его кровь, и его коды, моральные и генетические, пронесутся поколениями, уходящими за холмы времен. Не оставив ценностей, которые грядущие поколения не могли бы состряпать сами, Ницше был замечательным противником порабощающих ценностей прошлого. На месте прошлых ценностей Ницше оставил пустоту. И за это мы должны быть ему благодарны.

Возможно, что у Ницше было позаимствовано то, что позже стало именоваться Парадоксом Цапффе — люди обманывают себя, думая, что их жизнь — это то, чем их жизнь не являются, а именно, стоящей того, чтобы ее прожить. В «Рождении Трагедии» (1872), Ницше пишет:

Можно только сожалеть, что Ницше не разворачивает свои наблюдения в отрицающий жизнь пессимизм, как это сделал Цапффе, но в пессимизм, который дает нам возможность «поучиться, что такое страх» — «пессимизм силы». К тому времени, когда Ницше написал эти слова своего «Опыта Самокритики», составляющего предисловие к «Рождению Трагедии» 1886 года, для него было слишком поздно обратиться, или преобразиться, в настоящего пессимиста. Он уже стоял на дороге, которая могла испугать обычного смертного из того сообщества людей, к которым он не относил, или не хотел относить, себя. Цапффе относит себя к числу такого сообщества, и его анализ тех, кто не относится, идеально совпадает с ницшеанским: «В таких случаях личность может стать одержимой деструктивной радостью, она подрывает искусственный аппарат своей жизни и начинает освобождаться от него с восторженным ужасом. Ужас связан с потерей ценностей, восторг — в гармонии и идентификации себя с глубочайшей тайной нашей природы, биологической несостоятельностью, вечной предрасположенностью к гибели». В смысле отрицания жизни пессимизм лишился великого творца, в момент, когда Ницше возрадовался страху, став на психическую позицию, которая сама являет парадокс, если только парадокс вообще возможен.

После Ницше пессимизм переоценивается некоторыми, узнается заново другими, но по-прежнему отвергается как депрессивный обычными смертными, продолжающими повторять свою самую живительную иллюзию: «Сегодня будет лучше, чем вчера, а завтра лучше, чем сегодня». Покуда на сегодняшний день быть живым — это хорошо, нашей жизненной целью является будущее, настолько, насколько мы способны или желаем проникнуть в него взглядом. В данном свете фигура Лавкрафта является особенно интригующей, потому что большая часть его литературы использует выводок богоподобных существ, чье присутствие во вселенной низводит и деградирует идею возможного улучшения человеческой жизни до космической ошибки. Азатот — Слепой бог- идиот, Ползучий хаос Ньярлатотеп, Ктулху Мертвый и Спящий: Вот некоторые создания, символизирующие лавкрафтианскую вселенную без чувств, смысла, и ценностей. Эта перспектива памятным образом описана в поэме Лавкрафта «Немезида»: