существует, чтобы выживать и воспроизводиться, обычные люди, которые не имеют никакого отношения к зловещей сверхъестественности и устойчивы к пессимизму художественных произведений, таких как
Чтобы составить должную оппозицию менталитету обычных людей, давайте снова обратимся к неисправимому одержимцу профессору Никто.
В своей лекции «Пессимизм и Сверхъестественный Ужас, Часть Первая», он объясняет нам способы противостояния среднему оптимистическому смертному, и дает возможность вспомнить некоторые из основных тем настоящей работы.
Безумие, хаос, кровавый погром, уничтожение бесчисленных душ — мы кричим и гибнем, пока История лижет палец и переворачивает очередную страницу. Художественная литература, будучи неспособной конкурировать с реальным миром в остроте боли и продолжительности ужаса, компенсирует свои недостатки иначе. Каким образом? Изобретая причудливые средства достижения жестокого исхода. Среди которых, само собой, находится и сверхъестественное. Преобразуя естественный порядок вещей в сверхъестественный, мы получаем возможность утверждать и отрицать их ужасы одновременно, одновременно наслаждаясь и страдая от этого переживания.
Таким образом, сверхъестественный ужас это совместное обладание двумя глубоко различными видами бытия. Мы не способны обладать подобным даже путем теснейшего соприкосновения с целостностью естественного мира. Но мы приходим к подобному как к части нашего мрачного наследия о том, чем мы являемся на самом деле.
Как только мы достигаем осознания затруднительности человеческого положения, мы немедленно, разделившись посередине, разлетаемся в двух разных направлениях. Одна половина посвящает себя апологетике,[5] даже празднованию, игрушки нашего нового осознания.
Другая половина осуждает и производит периодические вылазки, атакуя этот «подарок».
Сверхъестественный ужас это один из способов, при помощи которого мы можем уживаться с подобным раздвоением собственного бытия. Благодаря этому мы находим возможность принятия всего, что осуждает и приговаривает нас в нашем естественном состоянии, путем обращения в демоническое наслаждение в состоянии вымышленном.
В рассказах и песнях мы можем развлечься тем худшим, что только способны представить, заменяя реальную боль болью фантастической и безопасной для нашего вида. Мы способны балансировать на границе подлинного сверхъестественного ужаса, рискуя навлечь несчастия на собственное обиталище. Мы морщимся и содрогаемся от близости ужаса, но этот ужас не заставит нас рыдать от отчаяния. Вампиры символизируют наш страх перед жизнью и смертью, но ни один из нас сам не обратится в этот символ. Зомби олицетворяют наше отвращение перед плотью и ее ненасытностью, но ни один из нас не умер еще от этого отвращения. При помощи сверхъестественного ужаса мы может подергать себя за ниточки судьбы и не упасть — естественнорожденные марионетки, чьи губы выкрашены собственной кровью.
В рамках сугубо здравого смысла и личных способностей мы можем делать все что угодно в этом мире … за одним исключением: мы не можем выбирать наш выбор. Чтобы получить подобную возможность, нам нужно научиться создавать самих себя, способных выбирать то, что мы выбираем, в противоположность созданиям, которые просто делают выбор. Например, мы хотим стать культуристами и делаем такой выбор. Но если мы не хотим стать культуристами, мы не можем сделать себя такими, кто хотел бы стать культуристами. Для этого нам понадобится иметь внутри себя еще одно Я, которое смогло бы захотеть стать культуристом. А внутри этого дополнительного Я нам все равно нужно было бы иметь еще одно Я, которое выбирало бы выбирать хотеть стать культуристом. Подобная бесконечная последовательность выборов приводит нас к парадоксу нескончаемого количества «я», за пределом которого существует окончательное Я самоопределения всех вариантов. Этот пример, представленный в одном из предельных своих изложений, является выводом философского учения, носящего название детерминизм. Английский философ Galen Strawson, так же являющийся детерминистом, считает подобную точку зрения пессимистической («Удаче достается все», «Luck Swallows Everything»,
Наиболее решительные противники пессимистической формы детерминизма именуются либертарианскими индетерминистами.
Индетерминисты полагают, что свобода воли существует, а люди являются индивидуальностями, способными выбирать свое желание выбирать именно этот выбор, а не какой-то другой. Иначе говоря, мы уже являемся теми, невозможность стать которыми приводила в отчаяние Микельштедтера: мы индивидуумы, полностью управляющие собой, а вовсе не продукты неопределенной последовательности событий и условий, следствием которых является возможность не множества, а лишь одного единственного выбора, в виду того что неконтролируемые причины уже определили то, кем мы являемся и что за выбор мы в итоге совершим.
В истории философской мысли теория детерминизма является наиболее оспариваемой. Почему же так случилось, не принимая во внимание то, что детерминизм обращает человека в марионетку? Причиной является то, что теория детерминизма ступает на неприкосновенную территорию веры в
